— …обычно его раздражает всё, что вмешивается во внутренний мир. Даже когда мы ссорились с его отцом и тот поднял на меня руку, Марек даже не заплакал. А тут… Я много думала обо всей этой истории. Из того, что вы рассказываете, из его сочинений не следует на самом деле никакого криминала. Даже фотографии… да — эта девушка несчастна, да — она не любит Тимофея, да — был факт, как он её ударил. Но! Любовь — это непозволительная роскошь в мире инвалидов, неспособность и одиночество никого не смогут осчастливить, а то, что он ударил… Может, он сорвался? И обидное её слово стало той каплей, что переполнила чашу терпения…
— А как же крики этой девушки? Соседка говорила, что она постоянно кричит, когда его нет!
— Но ведь он всё объяснил!
— В том-то и дело, что он!
— Не торопитесь, Михаил. Чужая жизнь — потёмки. Вы же знаете. Вы литературу преподаёте!
— Как раз литература и учит ориентироваться в этих потёмках, — улыбнулся я. — Писатели препарируют героя, вскрывают его сущность и иголочками — к картонке, как экземпляр на всеобщее обозрение, ахание и глубокомысленное осуждение.
— Вы знаете, — пропустила она мою аллегорию, — возможно, Марек видел что-то более страшное. Просто он не может нам это рассказать. В любом случае нужно поговорить с этой Евой…
И вот сегодня я вновь рядом с Мареком, как приговорённый, следую его чутью, занимаюсь тем, что ещё месяц назад казалось мне постыдным и отвратительным — подсматриваю. Надо развязывать этот узел. Если Тимофей и Ева сейчас уедут (что само по себе выглядит крайне подозрительным, учитывая вчерашний разговор), то я буду изнывать от болезненных упрёков совести. Вдруг должен был помочь и не помог? Я не смогу простить себя… хотя бы за то, что не взглянул Еве в глаза. Нужно что-то предпринять. Прямо сейчас. Мне вдруг стало ясно, что сегодня тот день в моей жизни, который может искупить все эти жуткие сны и незрячие ночи, хоть что-то определить в моей жизни. Нужно увидеть Еву. Я смогу разглядеть в её глазах безумие, если его породила болезнь, я смогу различить отчаяние, если оно исходит от близости к ней этого неприятного мне человека. Который не курит. Люди, которые не курят, всегда вызывали у меня подозрение.
Надо только увидеть её глаза. И сразу будет понятно, напрасны ли подозрения. Но вряд ли Тимофей пустит меня на порог. С какой стати? «Здрасте, я хочу посмотреть Еве в глаза»?
Решение вдруг вплывает в сознании в виде комического образа донны Розы из достопамятной советской комедии.