Сочинения

О язык, словес лиющийся кладезем дивным,
Римска витийства краса, кому уступит и самый
Туллий! перлы сии красноречьем струимы богатым!
Златом омыться уста достойные вечно блестящим,
Если бы Бога они предпочли восхвалять!..

Пруденций, несмотря на скудость своих сил, намерен противостоять вреду, наносимому Симмахом христианству; этим обещанием первая книга заканчивается. Symm. II посвящена опровержению Реляции. Пруденций пользуется аргументами Амвросия, придавая им риторический блеск; среди прочего он выводит олицетворенную Рому, счастливую обрести в христианстве новую юность, и вкладывает в ее уста огромную речь (v. 655–768) — полемический намек не только на Симмаха, но и на «Гильдонову войну» Клавдиана[46]. Существенная часть задачи Пруденция — борьба с язычеством за культуру. Как в Симмахе он отличает ораторский гений от усвоенного им направления, так в древних статуях он видит памятники искусства, обращенного язычеством на грех (in vitium versae, Symm. I, 505); искусство, как человек, нуждается в христианском обращении, conversio. Нечто сходное он сам делает в «Психомахии», обращая, так сказать, грамматику вергилиевской поэзии против ее речевых актов.

Ясной отсылки к «Психомахии» в Praef. 37–42 нет, так что можно предполагать более позднюю датировку. Слово ψυχομαχία встречается у Полибия (I, 59, 6) со значением «битва за жизнь, ожесточенная битва». Применительно к пруденциевской поэме предлагаются трактовки «битва за душу», «битва в душе», «битва души»[47].

Персонификация оказалась ареной, на которой было крайне удобно столкнуть греко-римское наследие с библейским. Со стороны Ветхого Завета за Psych. стоит олицетворенная Премудрость (Притч.8:1), Милосердие, Истина, Правда и Мир (Пс. 84:11); за ними идут обильные персонификации раннехристианской литературы (в «Пастыре» Гермы, у Тертуллиана, чей пассаж в 29-й главе трактата «О зрелищах» трактуют как in nuce сюжет Psych.), между тем как богатое наследие античности представляют, в частности, гомеровские Сон, Распря, Ужас и Бегство, гесиодовские «дети Ночи», абстрактные божества римской религии (в том числе Fides, Spes, Pudicitia и Concordia, ставшие персонажами Psych.), обильное население вергилиевской преисподней, персонификации стациевской «Фиваиды» (которой Льюис отводил особое место в истории аллегории: Lewis 1936, 49ff.), свита Венеры и население ада у Клавдиана, и т. д.[48]

За вступлением с инвокацией ко Христу (1-20) следует описание шести поединков: Вера[49] побеждает Приверженность древним богам (21–39), Стыдливость борется с Похотью (40-108), Терпеливость — с Яростью (109–177), Гордыня — со Смиренной Думой, которой помогает Надежда (178–309); Сладострастность, соблазняющая войско Доблестей, убита Трезвостью, после чего войско Сладострастности бежит (310–453); Алчность терпит неудачу от Рассудительности (454–550), после чего меняет тактику и является в ложном виде Бережливости, однако узнана и убита Щедротой (551–628). Объем эпизодов нарастает: 19 строк — 69-69-132-144-175. За этим следует отступление Пороков; водворяется Мир, победившие войска шествуют с пением (629–664), однако затаившаяся Распря ранит Согласность у самых ворот лагеря; узнав у нее, кто она такая, войско Доблестей разрывает ее на части (665–725). Войска собираются у трибунала, куда восходят Согласность и Вера, чтобы произнести речи к соратникам: первая (750–797) — о ценности мира и необходимости блюстись от ересей, вторая (799–822) — о том, что по окончании браней надлежит возвести храм, подобно Соломону, принявшему власть Давида (726–822). Строительство храма имеет новозаветной моделью Новый Иерусалим (823–887); засим следует заключение, где поэт воздает благодарность Христу, научающему душу одолевать опасности (888–915).

План Psych., таким образом, имеет моделью «Энеиду»: битвы (arma), ведущие к созданию нового города. При этом каждый эпизод соотнесен с библейскими прецедентами[50]. Не считая первого, самого краткого единоборства, все остальные сопровождаются более или менее объемными речами (в этом Пруденций разделяет тенденции эпохи; речи составляют до 36 % объема поэмы).