Сочинения

Имя твое, Меценат, в моих первых стихах, — пусть оно же
Будет в последних! Свое отыграл я, мечом деревянным
Я награжден[454]

, ты же вновь меня гонишь на ту же арену.Годы не те, и не те уже мысли! Вейяний, доспехи
В храме Геракла прибив, скрывается ныне в деревне
С тем, чтоб народ не молить о пощаде у края арены.
Часто мне кто-то кричит в мои еще чуткие уши:
«Вовремя, если умен, ты коня выпрягай, что стареет,
Так чтоб к концу не отстал он, бока раздувая, всем насмех».
10 Вот почему и стихи, и другие забавы я бросил;
Истина в чем и добро, ищу я, лишь этим и занят;
Мысли сбираю и так их кладу, чтоб достать было близко.
Спросишь, пожалуй, кто мной руководит и школы какой я?
Я никому не давал присяги на верность ученью —
То я, отдавшись делам, служу гражданскому благу —
Доблести истинный страж, ее непреклонный приспешник;
То незаметно опять к наставленьям скачусь Аристиппа —
Вещи себе подчинить, а не им подчиняться стараюсь.
Долгою кажется ночь тому, кто обманут любимой,
20 Долог поденщику день, бесконечными кажутся годы
Детям, лишенным отца, материнской опекой томимым;
Так же лениво течет для меня безотрадное время,
То, что мешает моей мечте и решенью заняться
Всем, что будет равно беднякам и богатым полезно,
Чем нельзя без вреда пренебречь ни юным, ни старым.
Мне остается таких начал в утешенье держаться.
Пусть тебе и невмочь с дальнозорким тягаться Линкеем —
Все ж, гнойноглазый, тебе гнушаться не следует мази;
С необоримым пускай ты не чаешь Гликоном сравниться, —
30 Все ж не бросай охранять от хирагры себя узловатой.
Надо хоть сколько-нибудь пройти, коль нельзя уже дальше.
Жадностью если полна твоя грудь и скупостью низкой,
Есть заклинанья, слова, которыми можешь ослабить
Горе свое, и болезнь избыть хотя бы отчасти.
Если тебя честолюбье томит — есть верное средство:
С искренним сердцем прочесть заклинание нужно три раза.
Всякий: завистник, гневливый, лентяй, волокита, пьянчуга,
Как бы он ни был упорен, — смягчиться он все-таки может:
Пусть терпеливо лишь ухо приклонит он нравоученью.
40 Шаг к добродетели первый — стараться избегнуть порока,
К мудрости — глупость отбросить. Ты видишь, с каким напряженьем
Мысли и с риском каким для жизни бежишь ты от мнимых
Бедствий, коль ты небогат иль на выборах ты провалился.
Чтобы деньгу накопить, до Индии крайних пределов
Мчишься купцом, не ленясь, чрез огонь, через море, чрез скалы.
А почему бы тебе не поверить тому, кто умнее,
И не отвергнуть всего, к чему ты так глупо стремился?
Разве презрел бы борец, по распутьям и селам бродящий,
С игр олимпийских венок, коль была бы надежда, возможность
50 Пальму, столь сладостный дар, получить, не пылясь и не мучась?
Злато дороже сребра, но доблесть дороже и злата.
«Граждане, граждане, прежде всего деньгу наживайте:
Доблесть — дело десятое!» Так от края до края
Биржа гудит: урок сей твердят и младые и старцы,
«К левой подвесив руке пеналы и счетные доски»[455].
Пусть ты умен, добронравен, оратор искусный и честен, —
Коль без шести иль семи ты четыреста тысяч[456] имеешь,
Будешь плебей. А меж тем за игрою твердят мальчуганы:
«Будешь царем, коли правильно бьешь». Об этом и помни!
60 Чистую совесть храня, не бледней от сознанья проступков.
Росция ль лучше закон[457] ты скажи мне, иль детская песня,
Царство дающая тем, кто правильно делает дело,
Песня, что пелась не раз и Камиллам и Куриям в детстве?
Лучше ль советует тот, что твердит: «Наживайся честнее,
Если это возможно; а нет — наживайся, как можешь»,
Чтобы из первых рядов смотреть на слезливые драмы —
Или же тот, что велит и тебе помогает свободно
Гордой Фортуне давать отпор, головы не склоняя?
Если бы римский народ спросил, почему не держусь я
70 Тех же суждений, что он, как и в портиках тех же прогулок,
Милого всем не ищу, ненавистного не избегаю, —
Я бы ответил ему, как когда-то лиса осторожно
Молвила хворому льву: «Следы вот меня устрашают:
Все они смотрят к тебе, ни один не повернут обратно».
Многоголовый ты зверь, и по разным ты бродишь дорогам
Тешат одних откупа казенные, ходят другие,
Пряников, яблок набрав, за богатой вдовой на охоту
Иль за скупым стариком, чтоб в садок посадить их, поймавши;
Тайно у третьих растет от процентов богатство. Так пусть уж
80 Тянет одних к одному, а других к другому, но разве
Могут они хоть час одного и того же держаться?
«Нет уголка на земле милей, чем прелестные Байи!» —
Скажет богач, и любовь господина спешащего чуют
Море и озеро там; но только лишь вздорная прихоть
Волю откроет свою: «Вы, каменщики, понесете
Завтра к Теану[458] свои инструменты». Коль брачное ложе
В доме, твердит: «Ничего нет приятней, чем жизнь холостая»,
Если же нет: «Хорошо лишь женатый живет», — он клянется.
Петлей какой удержать мне Протея, что лик свой меняет?
90 Ну, а бедняк? Меняет и он чердаки да кровати,
Бани, цирюльников; рвет его в лодке наемной от качки
Так же, как рвет богача, что на собственной едет триреме.
Если цирюльник плохой волоса неровно мне выстриг,
Ты ведь смеешься; торчит из-под чесаной верхней туники
Старой рубахи конец или тога неровно спадает, —
Тоже смеешься. А что, коли нет равновесья в рассудке:
Брезгует тем, что искал, что недавно отринул, вновь ищет.
Вечно кипит, расходясь со всеми порядками жизни,
Рушит иль строит; то вдруг заменяет квадратное круглым?
100 Это безумье совсем для тебя не смешно, а почтенно:
Ты не находишь, что врач мне нужен, а то попечитель[459],
Претором данный, хотя — о нуждах моих все радея —
Сердишься ты, если ноготь подрезан коряво у друга,
Друга, что предан тебе и свой взор на тебя устремляет.
Словом, мудрец — одного лишь Юпитера ниже: богат он,
Волен, в почете, красив, наконец он и царь над царями,
Он и здоров, как никто, — разве насморк противный пристанет.