Сочинения

Вырезан не был, чего б ты не сделал, когда и увечный

60Так ты бодлив!» И подлинно, лоб у него волосатый

С левой лица стороны ужасный рубец безобразит.

Вдоволь Сармент потрунив над кампанской болезнью Кикирра,

Начал его приглашать сплясать перед нами Циклопа —

Роль, для которой ему не нужны ни котурны, ни маска.

Шуткой на шутку Кикирр отвечал; он спросил, посвятил ли

В храм свои цепи Сармент, потому что хотя он и служит

Скрибом, но право над ним госпожи не уменьшилось этим!

Дальше, зачем он сбежал, когда он так мал и тщедушен,

Что ведь довольно и фунта муки для его пропитанья!

70Так мы продлили свой ужин и весело кончили вечер.

Прямо оттуда поехали мы в Беневент, где хозяин,

Жаря нам чахлых дроздов, чуть и сам не сгорел от усердья,

Ибо бегучий огонь разлился по старенькой кухне

И порывался уже лизать потолок языками.

Все мы, голодные гости и слуги все наши, в испуге

Бросились блюда снимать и тушить принялися. Отсюда

Видны уж горы Апулии, мне столь знакомые горы!

Сушит горячий их ветер. Никак бы на них мы не влезли,

Если бы отдых не взяли на ближней к Тривику вилле;

80Но и то не без слез от дыма камина, в котором

Сучья сырые с зелеными листьями вместе горели.

Здесь я обманщицу-девушку ждал, глупец, до полночи;

Сон наконец сморил и меня, распаленного страстью.

Навзничь я лег и заснул; но зуд сладострастных видений

Мне запятнал в эту ночь и постельную простынь, и брюхо.

Двадцать четыре потом мы проехали мили — в повозке,

Чтобы прибыть в городок, которого даже и имя

В стих невозможно вместить; но узнают его по приметам:

Здесь и за воду с нас деньги берут; но хлеб превосходен,

90Так что заботливый путник в запас нагружает им плечи:

Ибо в Канузии хлеб — как камень, а речка безводна,

Даром что был городок самим Диомедом основан.

Здесь мы расстались в слезах с опечаленным Барием нашим.

Вот мы приехали в Рубы, устав от пути чрезвычайно, —

Длинной дорога была и сильно размыта дождями.

День был наутро получше, зато дорога похуже

К рыбному Барию шла. А потом нас потешила вдоволь

Гнатия (город сей был раздраженными нимфами создан).

Здесь нас хотели уверить, что тут на священном пороге

100Ладан горит без огня! Одному иудею Апелле

Впору поверить тому, а не мне: я уверен, что нету

Дела богам до людей, и если порою природа

Чудное что производит, — не с неба они посылают!

Так в Брундизий окончился путь, и конец описанью.

126

6

Нет, Меценат, хоть никто из этрусков, лидийских потомков

Знатностью рода с тобой потягаться вовеки не сможет,

Ибо предки твои, по отцу и по матери, были

Многие в древнее время вожди легионов великих, —

Нет! Ты орлиный свой нос задирать перед теми не любишь,

Кто неизвестен, как я, сын раба, получившего волю!

Ты говоришь, что тебе все равно, от кого кто родился,

Лишь бы родился свободным; ты знаешь, ты истинно знаешь,

Что из ничтожества стал царь Туллий владыкою Рима,

10Да и до Туллия много мужей безвестного рода

Жили, храня добродетель, и были без знатности чтимы;

Знаешь и то, что Левин, потомок Валерия, коим

Гордый Тарквиний был свергнут с царского трона и изгнан,

Даже римским народом ценился не более асса,

Глупым народом, который, ты знаешь, всегда недостойным

Почести рад расточать, без различия рабствуя славе

И без разбора дивясь и титлам и образам предков.

Ну, а ведь мы далеки и от этих его предрассудков.

Пусть, однако, народ отдает предпочтенье Левину,

20А не безродному Децию; пусть исключает из списков

Цензор Аппий меня за то, что рабом был отец мой

(И поделом: почему не сидится мне в собственной коже?), —

Все-таки слава влечет сияньем своей колесницы

Низкого рода людей, как и знатных. Что прибыли, Тиллий,

Что, сняв пурпур, опять ты надел и стал снова трибуном?

Только что нажил завистников ты, каких и не знал бы,

Если б остался простым гражданином, — затем, что как скоро

Ты облачишься в сапожки да в тогу с широкой каймою,

Тотчас вопросы? «Кто он? От какого отца он родился?»

30Словно как Барр, тот, который престранной болезнию болен,

Именно, страстью красавцем прослыть, — куда ни пошел бы,

Как-то всегда он девицам умеет внушить подозренье,

Точно ли в нем хороши и лицо, и бедра, и ноги,

Зубы и волосы; так между нами и тот, кто охрану

Гражданам, Риму, державе, Италии, храмам священным

Наших богов обещал, — возбуждает заботу проведать,

Кто был отец у него и кто мать, не из низкого ль рода?..

«Как ты смеешь, сын Сира-раба, Дионисия, Дамы,

Граждан с Тарпейской скалы низвергать или Кадму для казни

40Их предавать?» — «Но ведь Новий, товарищ мой, степенью целой

Ниже меня!» — «Это как же?» — «Что был мой отец, он такой же!»

Что же, иль думаешь ты, что сам ты Мессала иль Павел?

Этот ведь Новий зато заглушить своим голосом может

Двести телег да хоть три погребенья: вот он и в почете.

Но обращусь на себя! Сын раба, получившего волю,

Всем я противен как сын раба, получившего волю:

Нынче — за то, что тебе, Меценат, я приятен и близок;

Прежде — за то, что трибуном я был во главе легиона.

В этом есть разница! Можно завидовать праву начальства,

50Но недоступна для зависти дружба твоя, потому что

Только достойных берешь ты в друзья, чуждаясь искательств.