Сочинения

Я не скажу, чтоб случайному счастию был я обязан

Тем, что мне выпала честь себя называть твоим другом.

Нет! Не случайность меня указала тебе, а Вергилий,

Муж превосходный, и Варий тебе обо мне рассказали.

В первый раз, как вошел я к тебе, я сказал два-три слова:

Робость безмолвная мне говорить пред тобою мешала.

Я не пустился в рассказ о себе, что высокого рода,

Что объезжаю свои поля на коне сатурейском;

60Просто сказал я, кто я. Ты ответил мне тоже два слова,

Я и ушел. Ты меня через девять уж месяцев вспомнил;

Снова призвал и дружбой своей удостоил. Горжуся

Дружбою мужа, который достойных людей отличает

И не на знатность глядит, а на жизнь и на чистое сердце.

Если же я по природе моей от тяжелых пороков

Чист и дурного во мне лишь немного, подобно родимым

Пятнам на теле здоровом; и если ушел от упрека

В скупости, в подлости или же в низком, постыдном разврате

Если я чист и невинен душой и друзьям драгоценен

70(Вот как себя я хвалю!), — я отцу моему тем обязан.

Беден он был и владел не большим и не прибыльным полем,

К Флавию в школу, однако, меня не хотел посылать он,

В школу, куда сыновья благородные центурионов,

К левой подвесив руке пеналы и счетные доски,

Шли, и в платежные дни восемью медяками звенели.

Нет, решился он мальчика в Рим отвезти, чтобы там он

Тем же учился наукам, которым сенатор и всадник

Каждый своих обучают детей. Средь толпы заприметив

Платье мое и рабов провожатых, иной бы подумал,

80Что расход на меня мне в наследство оставили предки.

Сам мой отец всегда был при мне неподкупнейшим стражем;

Сам, при учителе, тут же сидел. Что скажу я? Во мне он

Спас непорочность души, залог добродетелей наших,

Спас от поступков дурных и от всех подозрений позорных.

Он не боялся упрека, что некогда буду я то же,

Что он и сам был: публичный глашатай иль сборщик; что буду

Малую плату за труд получать. Я и тут не роптал бы;

Ныне ж тем больше ему я хвалу воздаю благодарно.

Нет, покуда я смысл сохраню, сожалеть я не буду,

90Что у меня такой был отец; не скажу, как другие,

Что-де не я виноват, что от предков рожден несвободных.

Нет! Ни в мыслях моих, ни в словах я не сходствую с ними!

Если б природа нам прежние годы, прожитые нами,

Вновь возвращала и новых родителей мы избирали,

Всякий бы выбрал других, честолюбия гордого в меру,

Я же никак не хотел бы родителей, коих отличье —

Ликторов связки и кресла курульные. Может быть, черни

Я бы казался безумцем; но ты бы признал мой рассудок

В том, что я не взвалил на себя непривычное бремя,

100Ибо тогда б мне пришлось, неустанно гонясь за наживой,

Льстить одному и другому, возить одного и другого

Вместе с собою в деревню, — не ездить же мне в одиночку! —

Множество слуг и коней содержать на лугах травянистых,

Чтобы в колясках своих разъезжать. А нынче могу я

Даже и в самый Тарент отправляться на муле кургузом,

Коему спину натер чемодан мой, а всадник — лопатки, —

Не упрекнут меня в скупости, я ведь не претор, не Тиллий,

Едущий вскачь по Тибурской дороге, и пятеро следом

Юных рабов — у иного кувшин, у иного урыльник,

110Но впрямь, мне спокойнее жить, чем тебе, знаменитый сенатор!

Да и спокойней, чем многим другим. Куда пожелаю,

Я отправляюсь один, справляюсь о ценности хлеба,

Да о цене овощей, плутовским пробираюсь я цирком;

Под вечер часто на форум — гадателей слушать; оттуда

Я домой к пирогу, к овощам. Нероскошный мой ужин

Трое рабов подают. На мраморе белом два кубка

С ковшиком винным стоят, простая солонка, и чаша,

И узкогорлый кувшин — простой, кампанийской работы.

Спать я иду, не заботясь о том, что мне надобно завтра

120Рано вставать и — на площадь, где Марсий кривляется бедный

В знак, что он младшего Новия даже и видеть не может.

Сплю до четвертого часа; потом, погулявши, читаю

Или пишу втихомолку я то, что меня занимает;

После я маслом натрусь — не таким, как запачканный Натта,

Краденным им из ночных фонарей. Уставши от зноя,

Брошу я мяч и с Марсова поля отправлюся в баню.

Ем, но не жадно, чтоб легким весь день сохранить мой желудок.

Дома потом отдохну. Жизнь подобную только проводят

Люди, свободные вовсе от уз честолюбия тяжких.

130Я утешаюся тем, что приятней живу, чем когда бы

Квестором был мой отец, или дедушка, или же дядя.

127

7

Всякий цирюльник и всякий подслепый, я думаю, знает,

Как полуримлянин Персий, с проскриптом Рупилием в ссоре

(Прозванным Царь), отплатил за его ядовитость и гнусность.

Персий богач был, имел он большие дела в Клазоменах;

С этим Рупильем Царем вступил он в жестокую тяжбу.

Был он крутой человек, ненавидимый всеми не меньше,

Чем и соперник его; надменен и горд, в оскорбленьях

Он на белых конях обгонял и Сизенну и Барра.

Я возвращаюсь к Рупилию снова. Никак невозможно

10Было врагов примирить, затем что сутяги имеют

То же право стоять за себя, как и храбрые в битве!

Так и меж Гектором, сыном Приама, и храбрым Ахиллом

Гнев был настолько велик, что лишь смерть развела ратоборцев,

Ибо в обоих бойцах высокое мужество было!

Если ж вражда между слабых идет иль война меж неравных,

Так, как случилось между Диомедом и Главком-ликийцем,

То трусливый назад — и подарки еще предлагает!