Сказать, что он был несчастлив, — сказать либо слишком много,либо слишком мало — смотря с кем говорить.Но запах он издавал довольно мерзкий,да и угнаться за ним на скаку было не легко.Он говорил, что его замышляли как памятник, но что-то сбоило:утроба? конвейер? экономический спад?Или просто войны не случилось, с врагом помирились,и он остался как был — видимо, чтоб воплощатьНепреклонность, Несовместимость — нечто, что подтверждаетне уникальность и не добродетель, а лишь вероятность.Годами, как облако, он бродил по оливковым рощам,дивился на одноногость — мать неподвижности.Научился лгать себе, и сделал это искусством(в отсутствие лучшего общества, и чтобы не спятить).И умер совсем молодым — оттого, что его животная частьоказалась менее прочной, чем человечья.1988
ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКОЕ
Последние двадцать лет были хороши, в общем, для всех,кроме мертвых. А может, и для них тоже.Может быть, сам Господь Всемогущий стал чуть-чуть буржуазени платит кредитной карточкой. Ибо иначе ход временилишается смысла. Отсюда — воспоминания, мемуары,ценности, манеры. Надеешься лишь, что еще не растратил дотлаотца или мать, или их обоих, и горстку друзей,когда они прекращают являться в снах. Сны,в отличие от городов, становятся тем менее людными,чем больше стареешь. Поэтому вечный покойупраздняет анализ. Последние двадцать лет были хороши,в общем, для всех, составив посмертную жизньдля мертвых. О качестве жизни можно поспорить,но не о длительности. Мертвые, видимо,без возражений примут статус бездомных и будут спать в подворотняхили глядеть, как брюхатые подлодкиприходят в родной загон из кругосветного плаваниябез того, чтобы уничтожить жизнь на земле, и дажебез флага, достойного взвиться на мачте.1991