Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3

Мне выстрела дозволено четыре,
И я, смеясь и в торжество не веря,
Прицеливаюсь в ярмарочном тире
В какого-то невиданного зверя.

В толпе лучи на лицах незнакомых

И на деревьях золотые метки.
- Не всё ль равно, что нынче будет промах –
Свинцовый шарик задевает ветки.

В двадцатый раз идя навстречу маю,

Как гиацинт согретому в рогоже,
Я счастье балаганное поймаю
И научусь прицеливаться строже.

Здесь мы воочию присутствуем, может быть, при первой и решающей встрече молодого дарования с самим собою.

Меч, 1934, № 31, 16 декабря, стр.4. Подп.: Л.Г. Отзыв о книге: Алла Головина. Лебединая карусель. Стихи. Книгоиздательство «Петрополис». Берлин, 1934.

<Осенние листья>

...думается мне, что в этом, 1934 году, одним из самых живых дел в эмиграции был скромный журнал, просуществовавший всего несколько месяцев и издававшийся именно здесь - в Варшаве. Я говорю о литературном еженедельнике «Меч», выходившем под редакцией Д.С. Мережковского и Д.В. Философова. То, что журнал этот просуществовал всего каких-нибудь 4 месяца с небольшим, роли не играет. «Меч» был камнем, упавшим в «безмятежную» (в последние годы «безмятежность» эта становится зловещей) поверхность эмигрантской жизни. Полет камня и не может быть продолжительным, о силе же его падения можно судить по тем кругам, которые пошли от него по воде...

В основу «Меча» было положено объединение молодых парижских писателей, группирующихся вокруг З.Н. Гиппиус и Д.С. Мережковского, и молодой литературы эмигрантской провинции. Объединение это не состоялось (жаль, потому что потеряна единственная возможность свободного высказывания молодых писателей, для которых «Меч» был своим журналом), но сопоставление двух «климатов» (по слову Д.В.Философова), «парижского» и «провинциального»[306], было сделано, и от столкновения их получилась искра, которая всё же что-то осветила, если не зажгла. Стало ясно, что если в провинции не происходит «идеологического возрождения», то для «парижа» есть опасность в «отвлеченности», в чрезмерном индивидуализме. Что если нет законодателей, «Павлов или Наполеонов» (опять заимствую слова Д.В.Философова) на периферии эмигрантского рассеяния, то и «париж» по внутренним психологическим причинам законодательного голоса не имеет, - в результате чего грозит застой, в условиях эмигрантской жизни равный уничтожению... Таким образом, с достаточной остротою был поставлен вопрос о пересмотре многого, чем зарубежье живет уже давно только по инерции первых лет эмиграции, необходимости поисков общей меры, общего языка, общего делания...

Тонкие тетрадки журнала заключают в себе много материала для жизни, и не заняться им, не поднять начатого было бы преступно. Следовало бы глубже вдуматься в причины возникновения и конца этого дела и извлечь для себя уроки из его опыта. Особого внимания заслуживают напечатанные в нем: статья Д.С. Мережковского «О гуманизме», статьи Д.В. Философова, А.Л. Бема и статья молодого писателя, живущего в Ужгороде, Вас. Федорова «Бесшумный расстрел», вызвавшая резкую полемику с Мережковским, которая и послужила началом конца...

Сейчас самое интересное явление варшавской литературной жизни, пожалуй, - новый кружок «Домик в Коломне». Цитирую из художественных проспектов, рассылаемых учредителями «Домика» лицам, приглашаемым на его собрания: «Как видно из самого названия кружка, он не претендует на устройство многолюдных собраний. Домик маленький, а потому тесный. Но имя Пушкина обязывает к большим и широким темам. В творческой личности Пушкина чудесно сочетались начала национальные с началом всемирным. Поэтому, выступая под знаком Пушкина, “Домик в Коломне” утверждает всемирность как основную традицию русской национальной литературы».