Я всë возвращаюсь в аркады замолкшиехрама. Звучит, пробуждаясь, забытое старое эхо по сводам. И плачет мучительно серце и шепчет: не надосвободы – пусть годы проходят отныне в раскаяньях памяти. Только луна разрезает узоры резных орнамен-тов и лента лучей опускается в серые окна, мне кажется, где-то рождаются звуки шагов... С трепетом я ожидаю – безумие! – невероятной сжи-гающей встречи... Мечта?!. В переходах мелькнул бледнотающийоблик. – Сквозь блики луны слишком ясно сквозилосмертельною бледностью тело. Я бросился следом, хватая руками одежды, касаясьгубами следов, покрывая слезами колени... Где встали ступени в святая святых, где скре-стилися тени святилища с тенями храма, – как рама,узорная дверь приняла его образ с сомкнутымивеками, поднятым скорбно лицом. Отдавая колени и руки моим поцелуям, онслушал прилив моих воплей о милости и о прощеньи. И губы его разорвались –: к чему сожаленья – тывидишь – я жив. Это звуки гортани его!.. Тепло его тела святое! И ямогу пить пересохшим растреснутым ртом этответер зиждительный, ветер святого тепла... Мне дана невоз-можная радость!.. и это не сон? не виденье? не миги последниежизни?..
––– Мир это – дом, весь сложенный непрочноиз кирпичей полупрозрачных дней. Все приз-рачно, все непонятно, точно идешь по жа-лам тухнущих лучей. Зажав ладонью пламя робкой свечки,я подымаюсь в мир родного сна, где ждетменя с войны у жаркой печки, задумавшисьнад жизнью, Тишина. Мне хочется в припадке нежной лени,целуя руки тихие, уснуть. Но все рябят прогнившие ступении тьма толкает в бездну вбок шагнуть.
1 Вечно может быть рано и вечно может бытьпоздно все снова и снова касаться губамипоющей тростинки и лить из горящего серд-ца все новые песни. Но с каждой весною чудесней скопляютсятени, загадочней падают звуки на дно по-темневших озер и всплывает узор наповерхности водной, узор отдаленных созвез-дий. И тише становятся песни, ясней зажигаютсявзгляды, и рада стоглазая ночь покрывать менятихим своим покрывалом, шептать, об-давая дыханьем, и меньше все надо проз-рачному теплому телу.