Зодиакальным поворотом лоб холодит отзвездный ветр, смертельным покрывают потом соитья вещие планет. Космический застывший хаос, доличный огненный песок, коловращенья тайны на ось земли наброшенный поток. А разум! кто какою силой взял пятипалой и поднес и бросил над пустым в воскрылый, дабы висеть ему по днесь! Где гадов клуб – корней кишащий, где глинка божья, человек в аллегорические чащи стремит олений мыслей бег, там только – сердцем перстным девий пред вечным ужасом спасен: ему объятьями деревья, ему и звезды – токмо звон. Валов, прохлад благоуханье, земли отдохновенный мех, волов тяжелое дыханье, вихрь солнечный от вздохов тех; и в расколдованные чащи, в лес, от фиалок голубой, псалмы бормочущим, парящим незащищенною стопой –: «О, обиталище движенья, виталище для тихих крыл! полутелесные растенья ты благом взмахов усладил. За гусли дикие природы, цветник небес, несмертья трав отмеривший дыханью годы, аминь! – во веки, в роды прав».
5
Наш древний род или Шаддай над планом жизней бдел ночами,– но светлость некую душа в себе содержит от начала. Мир невещественный тая, с годами возвышает голос, и тайный свет уже тот – я, держащий огнь в ладони голой. Используй время! Голод в пост преобрати, вкушайся, слушай,– и древовиден будет рост посеянной вселенной в душу. В тоске свободы и тюрьмы пророческим предупрежденьем был сей завет, и... поколенья его отвергли, но не мы. Что нам за это? отчужденье – избранничества горечь, ты! – соблазны самоутвержденья, опустошенье и мечты. Пусть эту жизнь свою дострою до дней, когда в глазах судьбы уитмэновской бородою обкинусь – пухом голубым,– ее душистое касанье, полутелесность, мудрый дым покажутся ли осияньем им, плоть избравшим, молодым! Но паки царством возмещенья был семидневнонощный пир, тайн новоявленных мещенье разверстый в самых недрах мир: – рентгеновидно обличенной природы перстной единство. Первичный подлинник, сличенный с привычной копией всего.