Это сказал поэт, зная, что так утверждают философы-платоники; ведь они называют судьбой порядок и расположение всех вещей в своем собственном бытии. Они называют ее также определившейся необходимостью[329], поскольку этому расположению ничто не может противостоять. Несчастным или счастливым это расположение, или судьба, являются не сами в себе, а только в том, что касается нас и последствий развертывания вещей в актуальной действительности. Скажем, быть человеком предполагает такое вот расположение и порядок, и если бы все не было таким, каково оно есть, то не было бы человека; тем самым это неизбежная необходимость, которой ничто не может противостоять. В этом смысле и всемогущая. Однако, поскольку Сократ и Платон в своей действительности — неодинаковые люди, всемогущества не получается: ведь судьба, или порядок и расположение, счастлива или несчастна только в том, что касается этих людей, а один из них окажется удачливее по сравнению с другим. И судьба, выше названная мировой душой[330], не распоряжается в нашем царстве тем, что зависит от человека. Каждый человек обладает свободным выбором, а именно выбором между волением и противлением, зная добродетель и порок — что честно, что нечестно, что справедливо и что несправедливо, что похвально, что позорно, что славно, что скандально — и [зная], что надо избирать добро и отвергать зло, поскольку внутри него есть царь и судья подобных вещей; все это неведомо животным и тем самым зависит от человека как такового. Здесь и заключается его благородное царство, никоим образом не подвластное ни универсуму, ни какому-то другому творению, а не во внешних благах, которые зовутся случайными и над которыми человек не властен, сколько бы ни напрягал волю, потому что они не подлежат воле, как вышеперечисленные бессмертные блага, которые воле подлежат: если хочет, бессмертная душа находит и свободно избирает себе бессмертные добродетели, бессмертный хлеб своей подлинной жизни, как вегетативная телесная душа — пригодную себе телесную пищу. И хотя невозможно предузнать, пока шар движется, в какой точке он успокоится — причем, даже входя иногда в круг, он еще не обязательно из-за этого в нем же и останавливается, — но тем не менее по поведению и постоянной практике можно правдоподобным предположением предвидеть, что шар примет успокоение внутри круга. Труднее, однако, — в круге какого порядка, и совершенно невозможно — в какой точке. Наш шар со своим тяжеловесным телом, клонящимся на земную сторону, и его движение, поскольку бросок делается человеком, немножко подобны земному человеку и его странствию. Человеческое движение тоже не может быть неизменно прямым; человек тоже из-за тяготения к земле часто отклоняется, непостоянно и всегда различно колеблясь. Тем не менее добродетельным упражнением он может привести свои круговращения к цели внутри круга. И доброму и неотступному намерению помогает Бог, которого ищут в этом движении и который дает исполнение доброй воле: Он направляет верующего и делает его совершенным, восполняя бессилие надеющихся на Него своим всемогущим милосердием. По этому христианин, который делает все, что в его силах, пускай даже и чувствует, что его шар движется неровно, все-таки не расстраивается, веря в Бога, который не оставляет уповающих на Него. Вот тебе за такое короткое время достаточное разъяснение тайны этой игры, чтобы из немногого сказанного ты смог вывести многие важные вещи и преуспел в своем движении; и пусть мы счастливо успокоимся в царстве жизни вместе с царем нашим Христом, который дарует нам это, единый сильный и во веки благословенный, аминь.
КНИГА ВТОРАЯ
Собеседники: юный герцог баварский Альберт и кардинал Николай
.
Альберт.
Как ты знаешь, отец, я приехал к вам, движимый благоговением, чтобы наш папа Пий, ты и другие кардиналы больше узнали меня, а я в чем-то усовершился. Найдя сейчас в городе светлейшего герцога Иоанна, моего любимого родственника, и увидев, как после нашего общего дружеского разговора он углубился в чтение книжки об игре в шар, я очень увлекся и игрой, и книжкой и попытался что-то усвоить в меру своих отроческих способностей. Мне только . показалось, что ты не объяснил там мистический смысл кругов области жизни. Прошу у тебя поэтому о милости, не презримою неспособность вместить такие таинственные вещи, изложи их, чтобы, когда буду ученее, я вспомнил о том, что от тебя слышал, и, даст Бог, стал совершенней.