Читаем Сочинения в 2-х томах. Том 2 полностью

Кардинал. Это сказал поэт, зная, что так утверждают философы-платоники; ведь они называют судьбой порядок и расположение всех вещей в своем собственном бытии. Они называют ее также определившейся необходимостью[329], поскольку этому расположению ничто не может противостоять. Несчастным или счастливым это расположение, или судьба, являются не сами в себе, а только в том, что касается нас и последствий развертывания вещей в актуальной действительности. Скажем, быть человеком предполагает такое вот расположение и порядок, и если бы все не было таким, каково оно есть, то не было бы человека; тем самым это неизбежная необходимость, которой ничто не может противостоять. В этом смысле и всемогущая. Однако, поскольку Сократ и Платон в своей действительности — неодинаковые люди, всемогущества не получается: ведь судьба, или порядок и расположение, счастлива или несчастна только в том, что касается этих людей, а один из них окажется удачливее по сравнению с другим. И судьба, выше названная мировой душой[330], не распоряжается в нашем царстве тем, что зависит от человека. Каждый человек обладает свободным выбором, а именно выбором между волением и противлением, зная добродетель и порок — что честно, что нечестно, что справедливо и что несправедливо, что похвально, что позорно, что славно, что скандально — и [зная], что надо избирать добро и отвергать зло, поскольку внутри него есть царь и судья подобных вещей; все это неведомо животным и тем самым зависит от человека как такового. Здесь и заключается его благородное царство, никоим образом не подвластное ни универсуму, ни какому-то другому творению, а не во внешних благах, которые зовутся случайными и над которыми человек не властен, сколько бы ни напрягал волю, потому что они не подлежат воле, как вышеперечисленные бессмертные блага, которые воле подлежат: если хочет, бессмертная душа находит и свободно избирает себе бессмертные добродетели, бессмертный хлеб своей подлинной жизни, как вегетативная телесная душа — пригодную себе телесную пищу. И хотя невозможно предузнать, пока шар движется, в какой точке он успокоится — причем, даже входя иногда в круг, он еще не обязательно из-за этого в нем же и останавливается, — но тем не менее по поведению и постоянной практике можно правдоподобным предположением предвидеть, что шар примет успокоение внутри круга. Труднее, однако, — в круге какого порядка, и совершенно невозможно — в какой точке. Наш шар со своим тяжеловесным телом, клонящимся на земную сторону, и его движение, поскольку бросок делается человеком, немножко подобны земному человеку и его странствию. Человеческое движение тоже не может быть неизменно прямым; человек тоже из-за тяготения к земле часто отклоняется, непостоянно и всегда различно колеблясь. Тем не менее добродетельным упражнением он может привести свои круговращения к цели внутри круга. И доброму и неотступному намерению помогает Бог, которого ищут в этом движении и который дает исполнение доброй воле: Он направляет верующего и делает его совершенным, восполняя бессилие надеющихся на Него своим всемогущим милосердием. По этому христианин, который делает все, что в его силах, пускай даже и чувствует, что его шар движется неровно, все-таки не расстраивается, веря в Бога, который не оставляет уповающих на Него. Вот тебе за такое короткое время достаточное разъяснение тайны этой игры, чтобы из немногого сказанного ты смог вывести многие важные вещи и преуспел в своем движении; и пусть мы счастливо успокоимся в царстве жизни вместе с царем нашим Христом, который дарует нам это, единый сильный и во веки благословенный, аминь.

КНИГА ВТОРАЯ

Собеседники: юный герцог баварский Альберт и кардинал Николай.

Альберт. Как ты знаешь, отец, я приехал к вам, движимый благоговением, чтобы наш папа Пий, ты и другие кардиналы больше узнали меня, а я в чем-то усовершился. Найдя сейчас в городе светлейшего герцога Иоанна, моего любимого родственника, и увидев, как после нашего общего дружеского разговора он углубился в чтение книжки об игре в шар, я очень увлекся и игрой, и книжкой и попытался что-то усвоить в меру своих отроческих способностей. Мне только . показалось, что ты не объяснил там мистический смысл кругов области жизни. Прошу у тебя поэтому о милости, не презримою неспособность вместить такие таинственные вещи, изложи их, чтобы, когда буду ученее, я вспомнил о том, что от тебя слышал, и, даст Бог, стал совершенней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое философия
Что такое философия

Совместная книга двух выдающихся французских мыслителей — философа Жиля Делеза (1925–1995) и психоаналитика Феликса Гваттари (1930–1992) — посвящена одной из самых сложных и вместе с тем традиционных для философского исследования тем: что такое философия? Модель философии, которую предлагают авторы, отдает предпочтение имманентности и пространству перед трансцендентностью и временем. Философия — творчество — концептов" — работает в "плане имманенции" и этим отличается, в частности, от "мудростии религии, апеллирующих к трансцендентным реальностям. Философское мышление — мышление пространственное, и потому основные его жесты — "детерриториализация" и "ретерриториализация".Для преподавателей философии, а также для студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук. Представляет интерес для специалистов — философов, социологов, филологов, искусствоведов и широкого круга интеллектуалов.Издание осуществлено при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Французского культурного центра в Москве, а также Издательства ЦентральноЕвропейского университета (CEU Press) и Института "Открытое Общество"

Жиль Делез , Жиль Делёз , Пьер-Феликс Гваттари , Феликс Гваттари , Хосе Ортега-и-Гассет

Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука