Читаем Сочинения в 2-х томах. Том 2 полностью

Альберт. Разумеется; если бы в нем не было самого по себе бытия, как бы еще оно существовало?

Кардинал. Все существующее существует в бытии, не так ли?

Альберт. Вне бытия оно конечно же не существовало бы.

Кардинал. Значит, бытие есть во всем существующем и все существующее существует в бытии.

Альберт. Не вижу ничего более достоверного, чем то, что это же простейшее бытие есть и прообраз всего существующего.

Кардинал. Оно — абсолютное бытие, которое мы считаем творцом всего, что есть.

Альберт. Кому не будет ясно, что сказанное тобой действительно так?

Кардинал. Сходным образом ты в одушевленном существе видишь душу и вместе одушевленное существо в душе, а в справедливом справедливость и справедливое в справедливости, равно как в белом белизну и белое в ней, и вообще во всем конкретно определившемся абсолютное и конкретно определившееся в абсолютном. Человечность в человеке, и человек в человечности.

Альберт. Ясно вижу, что все должно быть так, но воображение не схватывает, как это получается. В самом деле, кто представит, что одно — в другом и это другое — в том же первом?

Кардинал. Этого не вообразить потому, что сила воображения кончается на количественном: неколичественное воображению непостижимо, и чтобы содержащее было в содержимом, воображение, обращающееся к пространству, которое количественно, не вмещает. Для него это похоже на то, как если бы сказали, что чье-то пребывание в доме есть пребывание дома в нем. Но око ума, глядя на умопостигаемое, которое выше воображения, не может отрицать, что в самом по себе бытии, которое выше воображения, содержится все, в том числе и воображение, причем и бытие тоже с необходимостью пребывает в содержимом им.

Альберт. Вижу, что это необходимо так, И мне приходит в голову один ясный пример. Все постигаемое чувством и воображением находится по сю сторону субстанции, называется акциденцией и не обладало бы самостоятельностью, если бы не содержалось субстанцией. Тем самым то, что содержит собой акциденции, должно быть внутри акциденций той самостоятельной основой (substare), на которой они стоят. Таким образом, субстанция, имея умопостигаемую природу и поднимаясь над чувством и воображением, содержит все свои акциденции и она же существует в содержимом, а пребывание акциденций в том их субъекте (subiecto), каким является субстанция, есть не что иное, как пребывание субстанции в акциденциях. Причем я усматриваю здесь тем больше истинности, что акциденции ведь пребывают в своем субъекте, или субстанции, не как в каком-то пространстве, потому что пространство не субстанция, а акциденция.

Кардинал. Рад, что у тебя такая крепость умственного взора. И когда ты дойдешь в этом рассмотрении до разумной души как субстанции всех ее сил и потенций, ты тоже увидишь, что она их содержит и она же пребывает во всех своих силах и потенциях.

Альберт. Я начинаю ощущать вкус этой сладостной науки. Буду упражняться в ней, чтобы приобрести навык. Но не хочу слишком задерживать тебя на этом, для меня необходимом, отступлении, и дальше ты можешь переходить к намеченной теме.

Кардинал. По-моему, ты теперь легко понимаешь эту область живых: во всем живущем обязательно есть жизнь и живущий — в ней; жизнь подобных Христу, то есть всех в области жизни, такова, что жизнь, которая есть Христос, — Он ведь говорил: «Я есть Жизнь»[334] — есть во всех живущих там, и все они живут в жизни, которая есть Христос. Жизнь Христа есть прообразующая форма всех там живущих, а они образованы этой формой.

Альберт, Хорошо понимаю, что всякий живущий христианин должен быть таким, как ты говоришь: жизнь Христа должна быть в Нем, а Он — в его жизни.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое философия
Что такое философия

Совместная книга двух выдающихся французских мыслителей — философа Жиля Делеза (1925–1995) и психоаналитика Феликса Гваттари (1930–1992) — посвящена одной из самых сложных и вместе с тем традиционных для философского исследования тем: что такое философия? Модель философии, которую предлагают авторы, отдает предпочтение имманентности и пространству перед трансцендентностью и временем. Философия — творчество — концептов" — работает в "плане имманенции" и этим отличается, в частности, от "мудростии религии, апеллирующих к трансцендентным реальностям. Философское мышление — мышление пространственное, и потому основные его жесты — "детерриториализация" и "ретерриториализация".Для преподавателей философии, а также для студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук. Представляет интерес для специалистов — философов, социологов, филологов, искусствоведов и широкого круга интеллектуалов.Издание осуществлено при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Французского культурного центра в Москве, а также Издательства ЦентральноЕвропейского университета (CEU Press) и Института "Открытое Общество"

Жиль Делез , Жиль Делёз , Пьер-Феликс Гваттари , Феликс Гваттари , Хосе Ортега-и-Гассет

Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука