Свет этот разливается не по вещественным пространствам, наподобие телесного света, больше освещающего более близкие места. Это свет, ни местом не замыкаемый, ни препятствием неостановимый, как нет препятствий и для мысли нашего ума. Но среди озаряемого им не может не быть разницы, потому что многочисленное и размноженное не было бы без разнообразия ни многочисленным, ни размноженным, без него все оказалось бы тем же самым. Принятие света различно в разных умах, как принятие одного и того же зримого света в разных глазах оставляет разные восприятия, в одних более истинные и светоподобные, чем в других, смотря по восприимчивости, которая не может быть одинаковой в разном. Все, кто подобен Христу, получают довольно света славы, однако по-разному, смотря по способности каждого вместить; так проповедник Евангелия равно разливает один и тот же свет всем слушающим, однако вмещают его все не в равной мере, потому что не все одинакового ума и способностей.
Альберт.
Но ведь в области жизни — только блаженные, а блажен только получивший то, к чему стремится, и есть только одно-единственное успокоение всех желаний — лучшим и совершеннейшим образом, каким только можно, видеть центр своей жизни. Меня удивляет поэтому, что некоторые на твоей фигуре подступают ближе к центру, тогда как более отдаленные явно не воспринимают его наилучшим возможным образом.
Кардинал.
Фигура изображает блаженное наслаждение пить из источника жизни, где одно и то же — видеть и пить. Един живой источник, наполняющий всю область живых, и каждый пьет из него в меру своей жажды и стремления. Двое не могут жаждать и стремиться к источнику одинаково, поэтому хотя всё приникают к нему совершенно беспрепятственно, сколько хотят, но не одинаково пьют, раз не одинаково жаждут. Жаждать заставляет любовь, а она у всех разная. Так Христос изображал царство в образе свадьбы, где Он сам подает всем, как каждый хочет; насыщаются все в меру своего желания и голода, хотя одни вмещают больше, другие меньше.
Альберт.
Согласен; но вижу, что кругов славы не девять, а без конца, раз у каждого блаженного он свой собственный[339].
Кардинал.
Да, так: вся широта царства жизни простирается от центра до окружности, и эту широту можно представлять наподобие линии, имеющей в себе бесконечное число подобных же линий от центра до окружности, причем у каждой общий центр, но особые окружности. Однако это бесчисленное множество окружностей подразделяется на девять ступеней, так чтобы мы постепенно через украшенное великолепным порядком царство приходили туда, где общий центр и особенная окружность — одно и то же, то есть к Христу, в котором центр жизни творца и окружность творения тождественны: Христос — Бог и человек, творец и творение. Он и центр всех блаженных творений. Обрати особое внимание на то, что его окружность — той же присущей окружности природы, что и все окружности, или разумные творения. Вместе с тем Он тождествен личностным тождеством с центром всего, творцом; тем самым все блаженные, изображенные на нашей фигуре окружностями кругов, успокаиваются в окружности Христа, поскольку она подобна их сотворенной природе, и достигают высшей цели благодаря максимальному ипостасному соединению этой его окружности, его сотворенной [человеческой] природы, [с центром, то есть] с его несотворенной [божественной] природой[340]. Тебе ясно отсюда, что Христос так необходим для достижения блаженной жизни, что без Него никто не может быть счастлив, потому что Он — . единственный посредник, через которого возможен путь к жизни живущих.
Альберт.
Великие и прекрасные вещи! Если бы только подумали об этом противники христианства, они сразу заключили бы мир с Христом и христианеми[341]. А я, как недавно говорил о субстанции и акциденциях, так и теперь мне кажется, что через девять означенных окружностей мы приходим к центру подобно тому, как через девять акциденций приходим к субстанции.
Кардинал.
Число есть различение, то есть различение одного от другого[342], а именно через единое, или через второе, или третье и так далее вплоть до десятки, где различение останавливается, почему и всякое число там заканчивается. И акциденции так же подразделяются на девять самых общих родов и тем способствуют познанию чтойности, или субстанции, а именно или через одну акциденцию, или две, или три, или четыре, или пять, или шесть, или семь, или восемь, или девять, где достигает полноты число, свернутое в единице десятки. Исчислять значит различать, а вещи больше всего различаются субстанцией, субстанции — количеством, качеством и другими акциденциями, свернутыми в девяти родах акциденций. Словом, я изобразил мою фигуру такой, чтобы обозначить полноту различения.
Альберт.
Я слышал, что ангелы делятся на девять хоров[343].