Сочинения в 2-х томах. Том 2

Альберт. Это и требует частого повторения; вещи полезные и редкостные! Надеюсь, что в будущем смогу лучше их усвоить. А сейчас я вижу, рассматривая простейший центр, что в нем начало, середина и конец кругов. Его неделимая и вечная простота свертывает в своем неделимом и строжайшем единстве все; он начало равенства, потому что не будет центром круга, если не все линии от центра до окружности равны, так что неделимость центра есть простое начало равенства; а если его точечная простота не будет связана с этим равенством, он тоже не может быть центром круга, к сущности которого принадлежит равноотстояние от окружности, то есть я вижу в центральной точке единство, равенство, а также связь того и другого.

Кардинал. Остро схвачено. А когда ты еще будешь иметь в виду изречение мудреца, что Бог есть круг, чей центр везде[352], то увидишь, что как точка находится везде в любом количественном теле, так Бог пребывает во всем; с другой стороны, если ум находит точку везде в количественном, это еще не значит, что точек много, и точно так же нет множества Богов, хотя мы видим Бога во всем единичном.

Альберт. Я не очень хорошо это понимаю. Объясни, пожалуйста, почему точка не размноживается и не получается много точек, хотя повсюду в количественном мы видим [только точку]?

Кардинал. Если заполнишь лист, написав на нем повсюду только одно, то, хотя везде будешь видеть, что написано одно, все равно по-настоящему на листе будет написано только одно одно: пускай ты множество раз напишешь в разных местах одно, одно из-за этого еще не изменится и не размножится.

Альберт. Ясно, что я размножил надпись одно, не само одно.

Кардинал. Во всем белом ум видит белизну, но белизна, разумеется, все равно остается единственной. Так во всех атомах он видит точку, но из-за этого точек не становится много. Ты это яснее поймешь, когда подумаешь о том, что простейшая единица, свертывая в себе всякое множество, неразмножима именно в силу того, что свертывает в себе всякую размноженность, или множество; мы видим ее во всяком множестве потому, что множество есть лишь развертывание ее единства. Сходным образом надо говорить о точке, которая свертывает в себе всякую величину.

Альберт. Понимаю, что все это так.

Кардинал. Тогда еще открой очи ума и увидишь, что Бог во всяком множестве, поскольку Он в единице, и во всякой величине, поскольку Он в точке[353]. Отсюда ясно, что божественная простота проще единого и точки. Она дает им силу свертывать в себе множество и величину, так что у Бога больше свертывающей силы, чем у единицы и точки.

Альберт. Разумеется, простота Бога проще, чем единицы и точки.

Кардинал. Значит, и более способна свертывать; ведь свертывающая сила заключена в простоте, а простота чем единее, тем проще и тем больше свертывает в себе. Бог, сила, больше которой ничего не может быть, есть максимально единая и простая сила, а тем самым максимально мощная и свертывающая. Бог — свернутость свертываний (complicatio complicationum),

Альберт. Верно сказано.

Кардинал. Пусть бытие свертывает в себе все существующее. Поскольку нет никакого бытия, если в нем не будет бытийности, ты достовернейше видишь, что Бог тем самым, что Он есть бытийность бытия, пребывает во всем. Причем, хотя мы видим бытие во всех существующих вещах, есть только одно бытие, подобно тому как мы это говорили о единице и точке. И сказать, что Бог пребывает во всем, значит не что иное, как сказать, что его бытийность пребывает в бытии, свертывающем в себе все. Это превосходно понял сказавший, что, поскольку есть Бог, все существует[354].

Альберт. Я бы принял этот вывод. Мешает только, что Бог был от века, а творения начались.

Кардинал. Ошибаешься. Ты, наверное, воображаешь себе это так, что до творения мира был Бог, а творений не было. Но если вспомнишь, [что Бог не «был» до сотворения всего, поскольку божественное творение одно и то же с божественным бытием, то увидишь[355]], что никогда не было истинным сказать «Бог есть» без того, чтобы не было и творения: ведь «был» в отношении какого-то еще не существовавшего времени — нелепость, поскольку «был» принадлежит к прошедшему времени. Время — творение вечности, поэтому оно не вечность, присутствующая сразу целикам, а ее образ, существующий в последовательности.

Альберт. Почему говорится, что время — образ вечности?

Кардинал. Мы не представляем вечности без длительности. Длительность мы никак не можем вообразить без последовательности. Поэтому, когда мы пытаемся помыслить вечность, нам приходит на ум последовательность, то есть временная длительность. Только ум говорит, что абсолютная длительность, какова вечность, по природе предшествует последовательной длительности. Таким путем в последовательной длительности, словно в образе, мы видим саму по себе длительность, свободную от последовательности, как истину в изображении.