Читаем Сочинения в 2-х томах. Том 2 полностью

Кардинал. Ангелы — это интеллигенции. Поскольку они разные, присущая им способность интеллектуального видения и различения необходимо подразделяется, насколько такое возможно для интеллигенции, на порядки и ступени от низшего до высшего, Христа, именуемого «ангелом великого совета».[344] При таком подразделении выделяют три порядка и в каждом — три хора. Их предел — центр, как десятка предел десяти своих членов. Первый ближний к центру порядок — умопостижимых духов, которые простым вглядыванием в центр, свой всемогущий прообраз, схватывают все сразу и помимо какой бы то ни было временной или природной последовательности.[345] Они присутствуют при божественном величии, от которого имеют способность все так видеть: как Бог сам имеет такую различительную силу, что в своей простоте сразу созерцает (intueatur) все, будучи понимающей причиной[346], так и этим предстоящим ему духам Он дает видеть сразу все в божественной простоте, и хоть они сотворены, но из-за способности схватывать все сразу называются вечными. Другой порядок — интеллигенции, схватывающих все сразу, но не без природной последовательности, или порядка сущностного происхождения одних вещей из других: понимая все вне временной последовательности, они, однако, не могут мыслить вне природного порядка. Тем самым среди них начинается какое-то ослабление познания, за то они называются не вечными, как интеллектибельные, а постоянными, поскольку мыслят в природных порядке и последовательности. Третий порядок называется рациональным; восприятие в нем достоверно, но понимание уже не так совершенно, как у других. Первый порядок имеет три хора, созерцающих божественную волю в Боге и подражающих его различительной силе, пускай по-разному. Наоборот, три интеллигибельных воспринимают божественную волю в интеллектибельных. А три рациональных хора созерцают божественную волю в интеллигибельных. Таким образом, всего порядков девять, а Бог, заключающий и содержащий в себе все, изображается числом десять. У каждого из девяти порядков свое теофаническое обнаружение, или богоявление, а у Бога десятое, от которого все проистекает. Словом, существует десять родов различений: божественный, изображаемый в центре, всеобщей причине, и другие девять в девяти хорах ангелов. И больше ни чисел, ни различений нет. Вот почему я изобразил царство жизни в такой фигуре, причем центр уподобил солнечному свету, три ближних круга нарисовал огненными, следующие эфирными, а три как бы водяными, переходящими в землистую черноту[347].

Альберт. Если всякое различение свернуто в десятке, то почему ряды (progressio) останавливаются на четверице[348]? В самом деле, насчитывают только четыре причины, или основания, вещей, четыре элемента, четыре времени года и так далее о многом.

Кардинал. Если будешь считать от максимального внешнего круга до минимального внутреннего, центрального, откладывая сначала один раз один, потом два раза один, потом три раза один и, наконец, четыре раза один, то конец четверки попадет на центр. Ты видишь так, что один да два да три да четыре вместе составляют десять; ряды заканчиваются на четверке, поскольку нет различения, или числа, которого бы в них не оказалось. Однако во всяком числе ты не видишь ничего, кроме единицы, причем нет и не может быть больше одной единицы: многое не есть единое. Так во всех кругах ты не увидишь ничего, кроме крута одной и той же сущности, хотя окружность одного больше окружности другого, как это обязательно получится, когда окружностей много, поскольку многим одинаково отстоять от одного и того же центра невозможно. За множеством приходит инаковость. И хотя во всем сущем бытие только одно и все сущее в этом бытии, своем Боге, так что для различения всего сущего как такового требуется различение единственно одного бытия, тем не менее, раз множеству сопутствует инаковость, для различения всего сущего в его множественности необходимо число, различитель инаковости, без которого невозможно отличить одно от другого.

Альберт. Значит, Бог не познает сущего? Познание — различение, а оно не представляется возможным без числа!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое философия
Что такое философия

Совместная книга двух выдающихся французских мыслителей — философа Жиля Делеза (1925–1995) и психоаналитика Феликса Гваттари (1930–1992) — посвящена одной из самых сложных и вместе с тем традиционных для философского исследования тем: что такое философия? Модель философии, которую предлагают авторы, отдает предпочтение имманентности и пространству перед трансцендентностью и временем. Философия — творчество — концептов" — работает в "плане имманенции" и этим отличается, в частности, от "мудростии религии, апеллирующих к трансцендентным реальностям. Философское мышление — мышление пространственное, и потому основные его жесты — "детерриториализация" и "ретерриториализация".Для преподавателей философии, а также для студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук. Представляет интерес для специалистов — философов, социологов, филологов, искусствоведов и широкого круга интеллектуалов.Издание осуществлено при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Французского культурного центра в Москве, а также Издательства ЦентральноЕвропейского университета (CEU Press) и Института "Открытое Общество"

Жиль Делез , Жиль Делёз , Пьер-Феликс Гваттари , Феликс Гваттари , Хосе Ортега-и-Гассет

Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука