Сочинения в 2-х томах. Том 2

Чтобы прочнее утвердиться в нашем общем искусстве охоты за истиной, приложим эту форму охоты к чему-нибудь чувственному. Возьмем тепло. И скажем: возможность здесь трояка, а именно возможность сделать теплым, возможность стать теплым и ставшая возможность теплого. Повторив в конкретной определенности то, что раньше было в абсолюте, скажем: ставшая возможность теплого имеет раньше себя возможность стать теплым; но возможность стать теплым не может сделать себя действительно теплым, поэтому раньше возможности стать теплым — возможность сделать теплым, и, поскольку возможность сделать теплым раньше возможности стать теплым, она есть все, чем · может быть горячее, так что не может быть ни большей, пи меньшей, ни другой. В отношении всего теплого она — творец возможности стать теплым, и она переводит из возможности стать в действительность все теплое, то есть она действующая, формальная и целевая причина всего теплого и пребывает во всем теплом как причина в вызванном ею, а все теплое пребывает в ней как вызванное причиной в причине. По отношению ко всему теплому она не будет иметь начала и конца. Ни в коем случае не будет она и сущностью теплого, но — причиной сущности. И никакое имя теплых вещей не будет ей подобающим названием. Возможность стать теплым со своей стороны имеет начало, но не имеет конца. Причем есть вещи, в которых возможность стать теплым осуществилась полностью и их длительность нескончаема, другие же следуют за ними, неустойчивы, и жар в них иссякает. Дальше. Хотя некоторые думают, что теплое, являющееся всем тем, чем может быть теплое, есть ощутимый нами пылающий огонь, однако это не так, потому что никакой жар чувственного огня еще не предел всей возможности стать теплым, раз всякий чувственно ощутимый жар может быть больше: то, что мы называем огнем, это, согласно Платону, лишь что-то огнистое, или воспламененное, и воспламененное не во всей той мере, в какой может воспламениться. Первоогонь предшествует всему воспламеняемому и воспламененному как их причина, он раньше всякого чувственного огня, совершенно невидим и непознаваем. В этом смысле он подобие первой причины, как об этом подробно говорит Дионисий[550]; то же видел и святой пророк, говоривший, что Бог — огнь поядающий. Опять-таки раньше чувственного огня — движение и свет; ведь через движение воспламеняется воспламеняемое, и свет сопутствует [движению][551]. О светлом [можно говорить] так же, как о теплом, а о свете как об огне, причем ни солнце, ни вообще что бы то ни было ощущаемое тоже не есть сам свет, причина всего светлого: все это лишь светлые вещи, не сам свет. Сходным образом скажем о холодном, влажном и вообще обо всем, чья причастность [началу] может быть больше и меньше. Поистине у всякого множества начало — единство, как говорит Прокл; и у всякого качества — максимум такого качества, как считает Аристотель[552]; и у всего обладающего таким-то качеством по причастности — самосущее (per se) качество; и у всех самосущих качеств — простая самосущность (per se simplex), согласно платоникам; и причина самосущего такого-то качества — бескачественная самосущность; эта самосущность (per se) есть причина всех причин и каждой причины в отдельности. Подобно тому как говорилось выше, она из-за многообразных различий приобщающихся к единому началу вещей именуется по-разному, хотя предшествует всему именуемому. Эти суждения платоников и перипатетиков надо понять правильно в том, что касается начала и причины, а именно что есть только одно причинное начало. Я называю его возможностью-бытием, в которой достигает своего предела всякая возможность стать. Хотя первое в том или ином ряду тоже называется началом всего прочего следующего за ним и называется максимумом такого-то качества, благодаря причастности к которому прочее обладает тем же качеством, однако оно не максимум просто, а лишь максимум такого-то качества.