Чтобы понять это, как понял я, только и требуется, что внимание[560]. Если я спрошу тебя, что ты видишь во всех потомках Адама, сколько их было, есть и будет, пусть даже их будет бесконечное число, то разве, сосредоточив внимание, ты не ответишь мне сразу же, что видишь во всех лишь отцовское могу первородителя?
Петр.
Безусловно, так.
Кардинал.
А если я спрошу еще, что ты видишь во всех львах, орлах π вообще в каждом виде животных, разве ты не тем же ответишь?
Петр.
Наверное, так.
Кардинал.
А что — во всем причиненном и начавшемся?
Петр.
Скажу, что вижу в нем только могу первопричины и первоначала.
Кардинал.
А если я и дальше буду у тебя дознаваться, — напомнив, что могу всех подобных первоначал совершенно неисчерпаемо,-откуда такое могу берет свою силу, не сразу ли ты ответишь мне: от самого абсолютного, неограниченного и совершенно всемогущего могу, мощнее которого нельзя ничего ни ощутить, ни вообразить, ни помыслить, потому что в нем возможность всякого могу, ни первее, ни совершеннее которой не может быть и без которой совершенно ничего бы не осталось?
Петр.
Конечно, так и скажу.
Кардинал.
Тогда само по себе могу есть чтойность и ипостась всего; в его могуществе необходимо содержится и все, что есть, и все, чего нет. Не скажешь ли ты, что все так и надо утверждать?
Петр.
Естественно, скажу.
Кардинал.
Это могу некоторые святые называют светом — не чувственным, не светом разума, не умопостигаемым светом, а светом всего, что может светить; ведь ни светлее, ни ярче, ни прекраснее самого могу не может быть. Посмотри на чувственный свет, без которого не может быть чувственного видения, и обрати внимание, что во всяком цвете и во всем видимом нет никакой другой ипостаси, кроме света, разнообразно являющегося в разных модусах бытия цвета, и что с отнятием света не останется ни цвета, ни видимого мира, ни зрения. Яркость света, каков он сам по себе, превосходит зрительную силу, поэтому сам, как есть, он невидим, проявляясь в видимых вещах, в одних ярче, в других туманнее, и, чем ярче что-то видимое воспроизводит свет, тем оно благороднее и прекраснее; но свет всего видимого свертывает в себе и превосходит собой яркость и красоту всего видимого. Причем свет обнаруживает себя в видимом не так, что делает себя видимым, а скорее наоборот, так, что обнаруживает свою невидимость, поскольку среди видимых вещей его яркость постичь нельзя: кто видит, что яркость света среди видимых вещей невидима, тот лучше ее видит. Понимаешь это?
Петр.
Тем легче понимаю, что неоднократно уже слышал от тебя подобные вещи.