Значит, то бытие, которое оно предполагает, раньше отрицания?
Иоанн.
Конечно; в соответствии с нашим способом понимания это по необходимости так.
Кардинал.
Следовательно, бытие, которое предполагается отрицанием, во всяком случае вечно. Ведь оно предшествует небытию. А то бытие, которое небытием отрицается, получило начало после небытия.
Иоанн.
Очевидно, это необходимо.
Кардинал.
Значит, отрицание, относящееся к бытию, отрицает, что это так называемое бытие есть предположенное отрицанием бытие; а сказать так — значит сказать, что бытие после небытия отнюдь не есть вечное и невыразимое бытие.
Иоанн.
Этого я не могу отрицать.
Кардинал.
Так я усматриваю, что Бог истиннее мира. В самом деле, я вижу мир только вместе с небытием и отрицательно — я, например, мог бы сказать: «Я вижу, что мир не есть Бог», — но Бога я вижу раньше небытия, и потому никакое бытие о нем не отрицается. Следовательно, его бытие есть все бытие всего, что существует или каким-нибудь образом может существовать. Без чувственного представления это не может быть усмотрено истиннее и проще никаким другим путем. И с помощью простого умозрения ты видишь предполагаемую отрицанием и предшествующую небытию сущность всякого небытия, о которой ты отрицаешь все то, что следует за небытием.
Иоанн.
Я понимаю, что предполагаемое отрицанием бытие необходимым образом предшествует небытию, так как в противном случае вообще ничего не существовало бы. Ибо кто мог бы в этом случае перевести небытие в бытие? — Во всяком случае, не небытие, если бы им не предполагалось такое бытие, от которого его можно было бы произвести. Если, следовательно, мы признаем какое-либо другое бытие, необходимо быть и тому, которое, по твоим словам, является самым истинным.
Кардинал.
Ты заключаешь правильно, аббат. Ты видишь, что нечто существует, небо, например, земля, море и прочее; и поскольку ты видишь, что одно не есть другое, и таким образом видишь, что все это — после небытия, ты, следовательно, видишь, что оно — от вечного бытия после небытия существует в качестве того, что оно есть. Ведь так как вечность предшествует небытию, которое само не может перевести себя в бытие, необходимо, чтобы все благодаря вечному бытию возникало из небытия, или из несуществующего. Вечное бытие, таким образом, есть необходимость существования для всего.
Иоанн.
Отец, скажи, если можешь, яснее: каким образом я мог бы увидеть, что все — в вечном бытии?
Кардинал.
Если бы солнце было тем, что оно есть, и одновременно всем тем, чем оно не является, оно было бы непременно раньше небытия. Таким образом, оно было бы и солнцем, и всем, поскольку ничто о нем не могло бы отрицаться.
Иоанн.
Допускаю; но меня смущает понятие солнца, являющееся ограниченным.
Кардинал.
Тогда помоги себе, обратив внимание на само бытие солнца, и затем удали самое солнечность и — путем устранения всего неотвлеченного — отрицание. Тогда ты увидишь, что о нем ничто не отрицается. Ведь когда ты замечаешь, что бытие солнца не есть бытие луны, это происходит потому, что ты видишь неотвлеченное и в этом смысле ограниченное и конечное бытие, которое поэтому называется бытием солнечным. Если, таким образом, ты устраняешь границу и видишь бытие лишенным границ, или вечным, то тогда ты непременно видишь его до небытия.
Иоанн.
Но так я вижу, что всякое бытие в вечном Боге есть Бог и все вещи![235]
Кардинал.
Так. Ведь поскольку вечный Бог все производит из небытия, то, если бы сам он не был в действительном смысле бытием всего вообще и каждого в отдельности, как он мог бы производить из небытия?
Иоанн.
Стало быть, верно то, что говорят святые, утверждающие, что Бог обладает величиной без величины, качеством — без качества, и так — обо всем.