Читаем Сочинения в 2-х томах. Том 2 полностью

Кардинал. Значит, то бытие, которое оно предполагает, раньше отрицания?

Иоанн. Конечно; в соответствии с нашим способом понимания это по необходимости так.

Кардинал. Следовательно, бытие, которое предполагается отрицанием, во всяком случае вечно. Ведь оно предшествует небытию. А то бытие, которое небытием отрицается, получило начало после небытия.

Иоанн. Очевидно, это необходимо.

Кардинал. Значит, отрицание, относящееся к бытию, отрицает, что это так называемое бытие есть предположенное отрицанием бытие; а сказать так — значит сказать, что бытие после небытия отнюдь не есть вечное и невыразимое бытие.

Иоанн. Этого я не могу отрицать.

Кардинал. Так я усматриваю, что Бог истиннее мира. В самом деле, я вижу мир только вместе с небытием и отрицательно — я, например, мог бы сказать: «Я вижу, что мир не есть Бог», — но Бога я вижу раньше небытия, и потому никакое бытие о нем не отрицается. Следовательно, его бытие есть все бытие всего, что существует или каким-нибудь образом может существовать. Без чувственного представления это не может быть усмотрено истиннее и проще никаким другим путем. И с помощью простого умозрения ты видишь предполагаемую отрицанием и предшествующую небытию сущность всякого небытия, о которой ты отрицаешь все то, что следует за небытием.

Иоанн. Я понимаю, что предполагаемое отрицанием бытие необходимым образом предшествует небытию, так как в противном случае вообще ничего не существовало бы. Ибо кто мог бы в этом случае перевести небытие в бытие? — Во всяком случае, не небытие, если бы им не предполагалось такое бытие, от которого его можно было бы произвести. Если, следовательно, мы признаем какое-либо другое бытие, необходимо быть и тому, которое, по твоим словам, является самым истинным.

Кардинал. Ты заключаешь правильно, аббат. Ты видишь, что нечто существует, небо, например, земля, море и прочее; и поскольку ты видишь, что одно не есть другое, и таким образом видишь, что все это — после небытия, ты, следовательно, видишь, что оно — от вечного бытия после небытия существует в качестве того, что оно есть. Ведь так как вечность предшествует небытию, которое само не может перевести себя в бытие, необходимо, чтобы все благодаря вечному бытию возникало из небытия, или из несуществующего. Вечное бытие, таким образом, есть необходимость существования для всего.

Иоанн. Отец, скажи, если можешь, яснее: каким образом я мог бы увидеть, что все — в вечном бытии?

Кардинал. Если бы солнце было тем, что оно есть, и одновременно всем тем, чем оно не является, оно было бы непременно раньше небытия. Таким образом, оно было бы и солнцем, и всем, поскольку ничто о нем не могло бы отрицаться.

Иоанн. Допускаю; но меня смущает понятие солнца, являющееся ограниченным.

Кардинал. Тогда помоги себе, обратив внимание на само бытие солнца, и затем удали самое солнечность и — путем устранения всего неотвлеченного — отрицание. Тогда ты увидишь, что о нем ничто не отрицается. Ведь когда ты замечаешь, что бытие солнца не есть бытие луны, это происходит потому, что ты видишь неотвлеченное и в этом смысле ограниченное и конечное бытие, которое поэтому называется бытием солнечным. Если, таким образом, ты устраняешь границу и видишь бытие лишенным границ, или вечным, то тогда ты непременно видишь его до небытия.

Иоанн. Но так я вижу, что всякое бытие в вечном Боге есть Бог и все вещи![235]

Кардинал. Так. Ведь поскольку вечный Бог все производит из небытия, то, если бы сам он не был в действительном смысле бытием всего вообще и каждого в отдельности, как он мог бы производить из небытия?

Иоанн. Стало быть, верно то, что говорят святые, утверждающие, что Бог обладает величиной без величины, качеством — без качества, и так — обо всем.

Кардинал. Так они говорят. Но как понимаешь это ты?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое философия
Что такое философия

Совместная книга двух выдающихся французских мыслителей — философа Жиля Делеза (1925–1995) и психоаналитика Феликса Гваттари (1930–1992) — посвящена одной из самых сложных и вместе с тем традиционных для философского исследования тем: что такое философия? Модель философии, которую предлагают авторы, отдает предпочтение имманентности и пространству перед трансцендентностью и временем. Философия — творчество — концептов" — работает в "плане имманенции" и этим отличается, в частности, от "мудростии религии, апеллирующих к трансцендентным реальностям. Философское мышление — мышление пространственное, и потому основные его жесты — "детерриториализация" и "ретерриториализация".Для преподавателей философии, а также для студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук. Представляет интерес для специалистов — философов, социологов, филологов, искусствоведов и широкого круга интеллектуалов.Издание осуществлено при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Французского культурного центра в Москве, а также Издательства ЦентральноЕвропейского университета (CEU Press) и Института "Открытое Общество"

Жиль Делез , Жиль Делёз , Пьер-Феликс Гваттари , Феликс Гваттари , Хосе Ортега-и-Гассет

Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука