Сочинения в 2-х томах. Том 2

Кардинал. Пожалуй, этого требует время. Вы исходили из суждения величайшего богослова апостола Павла, согласно которому невидимое в Боге созерцается и постигается по сотворенному им миру. Мы сказали, что эта вечная сила Творца и невидимая божественность созерцаются умом, который постигает, что мир сотворен. Невозможно мыслить, что это творение вышло из Творца, если при этом не усматривается, что оно вечно пребывало в его невидимой силе или в его творческой способности. Необходимо, чтобы все творимое существовало как действительность в мощи Творца, так что он сам оказывается совершеннейшей формой всех форм. Необходимо, чтобы он был всем, что может быть, так что он есть истиннейшая формальная, или первообразная, причина. Необходимо, чтобы он был выше всякого противоположения. Ведь в нем не может быть инаковости, потому что он раньше небытия. Ведь если бы он был после небытия, он не был бы творцом, но — творением, произведенным из небытия. Таким образом, в нем небытие есть все то, что может быть. Поэтому он и не творит из чего-нибудь иного, но из себя, раз он есть все, что может быть. И когда мы стремились видеть его выше бытия и небытия, мы не могли понять, как мог бы быть виден тот, кто выше всего простого и сложного, всего единичного и множественного, выше всякого предела и бесконечности; кто всецело везде и нигде, во всякой форме и равным образом без всякой формы; кто есть все во всем, ничто ни в чем и все и ничто в себе самом; кто цельно и неделимо присутствует во всяком сколь угодно малом и одновременно ни в чем из всего; кто явил себя в каждом творении триединым образцом, истиннейшим и вернейшим; кто бесконечно превосходит всякое познание, воображение и мышление, связанное с представлениями, поскольку этими видами познания не постигается ничто нетелесное или духовное; но высочайший ум, отрешенный от чувственных представлений и ставший надо всем, непостижимо открывает его как ничто из всего сущего — средствами неведения, или мыслью, погруженною в тень и во мрак, или с помощью незнания. Так он видится во тьме и без знания о том, какая он сущность, какая вещь или что из сущего он есть, — то есть как вещь, в которой совпадают противоположности; например, движение и покой там вместе не в качестве двух, но превыше двойственности и инаковости. Это видение совершается во тьме, где таится сам Бог, скрытый от глаз всех мудрых. И если он своим светом не изгонит тьмы и не явит себя, он останется совершенно неизвестным для всех, ищущих его путем разума и мысли. Но он не оставляет ищущих его с величайшей верой, с вернейшей надеждой и с пламенным, насколько может быть, желанием, то есть тем путем, которому нас учил единственный наш учитель, Христос, Сын Божий, живой путь, единственно открывающий Отца своего, нашего всемогущего Творца. Следовательно, все, что было высказано нами, устремлено единственно к тому, чтобы мы поняли, что всякий ум превышает тот, узрение чьего лика — каковое одно делает счастливыми нас, верующих, — обещано нам самой истиной, Сыном Божиим, если мы, следуя за ним, не отступим с пути, открытого нам словом и делом.

В этом да поможет нам господь наш, Иисус Христос, всегда благословенный. Аминь.

О НЕИНОМ [238]

ГЛАВА 1

Аббат. Ты знаешь, что мы втроем, допущенные к беседе с тобою, занимаемся изучением высоких предметов: я — «Парменида» и комментария Прокла, Петр — «Богословия Платона» того же Прокла, которое он перевел с греческого на латинский, а Фердинанд рассматривает глубокое учение Аристотеля. Ты же в свободное время погружаешься в изучение богословия Дионисия Ареопагита. Мы были бы рады услышать, не представился ли тебе более краткий и ясный способ понимания того, что уже трактовалось вышеупомянутыми философами.

Николай. Со всех сторон мы окружены глубокими тайнами, и никто, думаю, не может сказать о них короче и доступнее тех, кого мы часто перечитываем, хотя мне и кажется иной раз, что мы весьма нередко упускаем то, что ближе всего привело бы нас к искомому.

Петр. Настоятельно просим открыть нам это.

Фердинанд. Мы жаждем истины, а кроме того, знаем, что ее можно найти повсюду, и потому хотим иметь наставником того, кто поставил бы ее перед очами нашего ума. А ты проявляешь себя неутомимым в этом искании истины даже на склоне дней твоих; и когда ты, волнуясь, начинаешь говорить об истине, кажется, что ты молодеешь. Так скажи нам о том, о чем ты сам размышлял прежде нас.

Николай. Я скажу, и с тобою, Фердинанд, у меня будет беседа, при том, однако, условии, чтобы ты отбросил как легкомысленное все, что от меня услышишь, если не будешь принужден к этому рассудком.

Фердинанд, Так учили поступать философы, мои наставники.

Николай. В таком случае я прежде всего спрошу тебя: что в первую очередь позволяет нам знать?

Фердинанд. Определение.[239]

Николай. Верно: потому что определение есть речь, или рассуждение. Но от чего его называют «определением»?

Фердинанд. От «определения», потому что оно определяет все.