Сочинения в 2-х томах. Том 2

Иоанн, Я понимаю, что Бог есть абсолютная истина всего, что мы видим. Поэтому следует в конечном отрицать конечность, чтобы достичь абсолютного. В видимом количестве я обращаю внимание на то, каким образом существует истинное количество. Именно, я стремлюсь в абсолютном усмотреть его истину, при помощи которой оно является истинным, и вижу, что она есть количество без такого количества, которое я увидел после небытия определенным и ограниченным так-то и так-то и которое обозначается этим именем «количество». Но необходимо, чтобы я по сю сторону небытия оставил все то, благодаря чему количество есть в большей степени количество, чем что-либо другое. И поэтому я отбрасываю имя, определение и все то, что может быть воспринято относительно количества всяким чувством, воображением и умом, чтобы таким образом перейти к небытию этого количества. Я рассматриваю Бога как вечную причину и основание того, что я рассматривал раньше. И хотя эти причина и основание, будучи до всякого имени, невыразимы, я самое вечность называю количеством без количества, поскольку она есть основание и истина именуемого количества. Но как основание количественного не количественно, так же и истина, или вечность. Подобно этому и основание времени — не во времени, но в вечности.

Кардинал. Я рад услышать это от тебя. То, что ты сказал, не покажется удивительным тому, кто в себе самом испытывает, что теплота в чувственной области оказывается лишенной теплоты в области более абстрактных способностей. Теплота с теплотой находится в чувственном восприятии, где теплота ощущается; но в представлении и в мысли она постигается без теплоты. Точно так же следует говорить обо всем, что постигается чувством. Запах — без запаха, сладкое — без сладости, звучание — без звука, и так — относительно каждого. Подобно тому как то, что в чувственном восприятии находится чувственно, в уме существует нечувственно, так как в нем оно не чувственно, но — мысленно и есть мысль, — подобно этому все существующее мировым образом находится в мире, а немировым — в Боге, так как там все божественно. И так же Бог есть во времени вневременно, поскольку он пребывает вечно; и он есть тленные вещи нетленно, материальные — нематериально, и множественные — вне множества, и исчисляемые — без числа, сложные — вне сложения, и так — обо всем. Все это в целом означает не что иное, как то, что все в своем собственном и наиболее соответственном вечном бытии без всякого различия субстанциального и акцидентального и в то же время совершенно расчлененно является самой простейшей вечностью.

Бернард. Сейчас я услышал, как ясно ты разрешаешь глубокие вопросы. Из этого я вывожу, что мир начался после небытия. Поэтому он по-гречески называется космосом, то есть украшением, поскольку он происходит от невыразимой вечной красоты, которая до небытия. И это его имя отрицает, что он есть сама невыразимая красота. Оно, однако, утверждает, что он есть образ того, чью истину нельзя выразить. Следовательно, что же есть мир, как не явление невидимого Бога? Что же такое Бог, если не невидимость видимого, как апостол внушает в слове, упомянутом в начале нашей беседы? Мир, таким образом, выражает своего творца, чтобы этот последний познавался. Поистине, непознаваемый Бог познаваемо являет себя миру в зеркале и символическом намеке, как со знанием говорит апостол: у Бога нет «да» и «нет», но только «да»[236]^. Область живого, которая находится в вечности, существует до небытия. И на основании сказанного начинает понемногу выясняться, как и каков есть тот великий хаос, о котором говорит Христос, что он существует между жителями вечного бессмертия и теми, что находятся в аду[237]^. И Христос, наш учитель, устраняя неведение и указывая нам пути к вечности бессмертия, восполнил все то, что делает нас неспособными к этому вечному бессмертию. Теперь довольно будет сказанного, к чему ты, если хочешь, добавь заключение.