Сочинения в 3-х тт. Том 3

Караульный подчинился. Человек, убивший Дэна Одамса, наклонился и резко ударил полицейского рукояткой его же револьвера по затылку. Тот конвульсивно дернулся и потерял со знание.

Заключенный тщательно осмотрел стражника, забрал деньги, табак, курительную бумагу. Взял и кобуру. Уходя, он запер дверь камеры.

Караульное помещение и в самом деле было пусто. На столе лежали две пачки табака, спички, пистолет и кучка патронов. Заключенный забрал оружие, снял с вешалки шляпу, которая оказалась ему велика, и надвинул ее на уши. Он надел также чересчур узкий и длинный для него дождевик и вышел на улицу.

Глубоко посаженные глаза, которые из*за отсутствия бровей напоминали глаза животного, внимательно осмотрели четыре близлежащих блока домов и дощатые тротуары вдоль них. Поблизости стоял десяток автомашин, но не было видно ни одной лошади.

На первом же углу он свернул и пошел по боковой улочке, которая вела на старую, заброшенную дорогу. Под навесом позади бильярдной он заметил четырех лошадей; тут же на крюках висели уздечки и седла. Он выбрал крепкую и надежную серую лошадь, ибо на бездорожье Монтаны скорость не имела решающего значения, оседлал и повел под уздцы к старой дороге. За тем вскочил в седло и показал этим проклятым джинго спину.

Немного позже он вытащил из кармана «оружие», которым так напугал полицейского; это был всего лишь макет револьвера, вылепленный из куска мыла и обернутый в «серебряную бумагу» — фольгу от сигаретных пачек. Он сорвал фольгу, размял мыло в лепешку и выбросил его.

Небо наконец прояснилось, и показались звезды. По ним всадник определил, что выбранная им дорога ведет на юг. Немилосердно погоняя лошадь, он всю ночь ехал по мокрой и вязкой дороге. К рассвету лошадь выдохлась. Пришлось сделать привал.

Около полудня он снова оседлал лошадь и продолжил свой путь. Дорога шла вдоль долины. Вскоре появились столбы с телеграфной линией. Тогда он выбрался из долины, обогнул ранчо, в которое вела линия, и вновь выехал на ту же дорогу.

Перед вечером счастье изменило ему. Не встречая уже больше часа телефонных линий, он потерял бдительность. Проезжая по гребню холма, он вдруг оказался среди нескольких зданий, к которым тоже, хотя и с другой стороны, тянулся телефон.

Человек, убивший Дэна Одамса, медленно вернулся назад и поднялся на следующий холм; однако, когда он стал спускаться, из кустов раздался выстрел. Он наклонился вперед так, что его лицо уткнулось в гриву, и стал что есть силы колотить лошадь руками и ногами.

Раздался еще один выстрел. Лошадь рухнула. Он успел выскочить из седла и скатиться со склона. Высокая трава и кусты скрыли его. Затем пополз вокруг холма. Выстрелов больше не было. Преследования — тоже.

Он изменил направление и на своих коротких ногах поплелся туда, где на фоне свинцового неба поднималась гора Пестрый Тигр, словно огромная темно-зеленая, с грязными белыми полосами сидящая кошка. В складках и трещинах гор еще лежал снег.

При падении с лошади предплечье было сломано и кровило. Некоторое время оно не причиняло особенного беспокойства. Потом он ощутил резкую боль. Кровь текла по руке и заливала измазанную глиной ладонь. Он распахнул полу плаща, разорвал рубашку и перетянул ею плечо. Потом стал подниматься по первой же дороге, ведущей вверх, к Пестрому Тигру, с трудом пробираясь через липкую и вязкую грязь.

В нескольких милях впереди он заметил домики. Но выстрелы, поразившие, к счастью, лишь лошадь, доказывали, что телефон не бездействовал. Со вчерашнего обеда во рту у него не было ни крошки. И хотя он не видел больше явных признаков преследования, все же не решался попросить где-либо еду.

У развилки долины приютилась обветшалая, некрашеная хижина. Над ее крышей неподвижно застыло тяжелое облако дыма, — оно нисколько не уменьшалось от продолжавшего моросить дождя. Надворные постройки выглядели еще печальнее. Но отсутствие телефонной линии, ведущей к этой жалкой хижине, делало ее в глазах беглеца прекраснее, чем творения знаменитейших зодчих.

В течение часа он лежал, наблюдая, на склоне холма. Из домика дважды выходила женщина. Она была невысока ростом и одета в серое, застиранное платье. Вид и возраст трудно было определить из-за сплошной пелены дождя.

Затем вышел мальчик лет десяти — двенадцати — и сразу же вернулся в дом с охапкой дров.

Беглец отошел от дома подальше, обогнул его, спустился с холма в другом месте и стал осматривать хижину сзади. Затем осторожно приблизился. Его поступь была тяжелой, ноги почти не сгибались, но покрытый трехдневной щетиной и слоем грязной глины подбородок отнюдь не говорил о слабости его обладателя.

Не входя в хижину он обследовал надворные постройки. Это были жалкие сараи, едва прикрывавшие от непогоды убогую кобылку и нехитрый крестьянский скарб. Нигде не было видно ни чьих следов, кроме тех, которые оставила женщина или мальчик.