— Ты не с этого начала разговор. Что ты ему решительно за явила?
Она топнула ногой.
— Перестань осыпать меня вопросами!
— Хорошо, и ну тебя к черту. Я сюда не сам пришел. — Я направился к своему пальто и шляпе.
Она побежала за мной, схватила за руку.
— Пожалуйста, Ник! Извини меня! Это мой проклятый характер! Я не знаю, что я…
Вошел Гилберт и предложил:
— Я пройдусь немного с вами.
Мими огрызнулась на него:
— Ты подслушивал.
— Как я мог не слышать, если вы так кричали? Мне нужно немного денег.
— Мы не кончили говорить, Ник.
Я посмотрел на часы.
— Мне нужно идти, Мими. Уже поздно.
— Ты придешь ко мне после твоего делового свидания?
— Если не будет поздно. Не жди меня.
— Я буду здесь. Неважно, как поздно это будет.
Я пообещал, что постараюсь прийти. Она дала Гилберту денег. Он и я пошли вниз по лестнице.
XVIII
— Я слышал, как вы говорили, — сообщил Гилберт, как только мы вышли из дома. — По-моему, глупо не слушать, если есть возможность, а ты занимаешься изучением людей; они ведь не всегда ведут себя так, когда ты с ними. Люди не любят этого, конечно, но… — он улыбнулся, — наверно, птицы и животные тоже не любят, когда за ними подсматривают натуралисты.
— Ты много услышал из нашего разговора?
— О, достаточно, чтобы знать, что не пропустил самой важной части.
— И твое мнение по этому поводу?
Он сжал губы, наморщил лоб и начал рассудительно:
— Трудно определенно сформулировать. Мама иногда умеет очень хорошо скрывать, но она никогда не может ни в чем хорошо разобраться. Любопытная вещь, — думаю, вы заметили это. Люди, которые часто врут, почти всегда делают это неловко, и к тому же их легче обмануть. Ты думаешь, что они остерегаются обмана, но они, оказывается, верят почти всему. Вы ведь заметили?
— Да.
Он продолжал:
— Я хотел вам сказать, что Крис не приходил домой прошлой ночью. Вот почему мама больше обычного расстроена. А когда я утром достал почту, там для него было письмо, и я подумал, в нем что-то есть, и открыл его над паром. — Он вынул письмо из кармана и протянул мне. — Вы лучше прочтите, потом я снова заклею и положу в завтрашнюю почту, в случае если он завтра придет, хотя… вряд ли.
— Почему ты думаешь, что он не придет?
— Потому что он на самом деле Кельтерман.
— Ты намекал ему об этом?
— Не пришлось. Я не видел его с тех пор, как вы мне сказали.
Я взглянул на письмо, которое было в моей руке. На письме стоял штемпель: «Бостон, Массачусетс, 27 декабря. 1932»; адрес был написан немного по-детски, но писала женщина: «М-ру Кристиану Йоргенсону, отель «Кортленд», Нью-Йорк».
— Как тебе удалось открыть его? — спросил я, доставая письмо из конверта.
— Я не верю в интуицию, — отвечал он. — Но, вероятно, существуют запах, звуки, возможно, что-то есть в самом почерке, что нельзя предугадать, — его вы вовсе не осознаете, но что-то влияет на вас. Не знаю… не знаю, что это было. Просто почувствовал: в нем есть что-то важное.
— И часто у тебя такие ощущения в отношении семейной почты?
Он быстро взглянул на меня, как будто хотел понять, разыгрываю ли я его, и ответил:
— Не часто, но раньше я вскрывал их почту. Я говорил вам, что хочу изучить людей.
Я прочитал письмо:
«Дорогой Сид!
Ольга написала мне, что ты опять в Штатах, женат на другой женщине и живешь под именем Кристиан Йоргенсон. Ты сам от< лично знаешь, как это нехорошо, также и то, что ты в течения всего этого времени не написал ни строчки и не прислал ни гроша.
Я знаю, ты вынужден был уехать из-за неприятностей, которые у тебя были с Уайнентом. Но я уверена, он уже забыл об этом. И я думаю, ты мог бы написать мне, так как ты отлично знаешь, что я была тебе другом и готова сделать для тебя все, что в моих силах, и в любое время. Я не хочу ругать тебя, Сид, но мне нужно с тобой встретиться. У меня будет выходной в воскресенье и понедельник по случаю Нового года, и я приеду в Нью-Йорк в субботу вечером и должна поговорить с тобой. Напиши мне, где мы можем встретиться с тобой и в какое время, так как я не хочу причинять тебе неприятности. Пожалуйста, напиши мне сразу, чтобы я вовремя получила письмо.
Был указан адрес.
— Ну и ну! — Я положил письмо обратно в конверт. — И ты устоял перед искушением рассказать об этом матери?
— О, я знал, как она отреагировала бы. Вы видели, что творилось с ней во время вашего разговора. Как вы думаете, что я должен делать с этим?
— Ты должен разрешить мне рассказать это полиции.
Он сразу же кивнул.
— Если вы думаете, что так лучше. Можете показать им, если хотите.
Я поблагодарил и положил письмо в карман.
Он продолжал:
— Теперь еще один вопрос. У меня было немного морфия для эксперимента, и кто-то украл его, около двадцати граммов.
— Для какого эксперимента?
— Принять его. Я хотел изучить последствия.
— И как тебе это понравилось?
— Я и не ожидал, что он мне понравится. Мне нужно было просто знать, что это такое. Я не люблю вещи, которые притупляют мне разум. Вот почему я не очень часто пью или курю. Но хочу попробовать кокаин все же, потому что считают, что он обостряет работу мозга, — ведь правда?