Крикнула она негромко, но это был ужасный крик, и страх, бывший у нее до этого, был ничто по сравнению с тем, который появился сейчас. Она схватила меня за отвороты пиджака и повисла на них, бормоча:
— Не говори так, пожалуйста! Скажи, что ты не думаешь так!
Она вся дрожала, поэтому я обхватил ее рукой, чтобы она не упала. Мы не слышали Гилберта, пока он не кашлянул и не спросил:
— Ты себя хорошо чувствуешь, мама?
Она медленно отняла руки от моего пиджака и отступила на шаг назад.
— Твоя мама — глупая женщина. — Она все еще дрожала, но улыбнулась мне и заговорила игриво — Жестокое ты животное — так напугать женщину!
Я сказал, что сожалею об этом.
Гилберт положил свои пальто и шляпу на стул и смотрел то на меня, то на нее с вежливым интересом. Когда стало очевидно, что ни один из нас ничего не скажет ему, он кашлянул снова, промолвил:
— Очень рад вас видеть! — Он подошел ко мне, поздороваться за руку.
Я ответил, что рад его видеть. Мими проговорила:
— У тебя усталые глаза. Уверена, ты снова читал весь день без очков. — Она покачала головой. — Он так же неразумен, как его отец.
— Об отце есть новости? — спросил он.
— Не было, кроме той ложной тревоги насчет его самоубийства. — Ты ведь слышал, что это ложная тревога?
— Да. — Он колебался. — Я бы хотел поговорить с вами несколько минут, перед тем как вы уйдете.
— Ладно.
— Но он же перед тобой, родной, — вмешалась Мими. — Или есть секреты, которые мне не следует знать? — Она говорила довольно спокойно и перестала дрожать.
— Тебе будет скучно.
Он взял свою шляпу и пальто, кивнул мне и вышел из комнаты. Мими снова покачала головой.
— Я этого ребенка совсем не понимаю. Интересно, как он воспринял нашу сцену? — Казалось, она ничем не встревожена. Потом она более серьезно спросила: — Почему ты так сказал?
— Насчет окончания жизни?
— Не говори так! — Она вздрогнула. — Не хочу этого слышать. Ты можешь остаться поужинать? Я, вероятно, буду одна.
— Сожалею, но не могу. Как насчет улики?
— Я в самом деле ничего не находила. Не смотри на меня так.
Я соврала. — Она нахмурилась.
— Ты, значит, звала меня сюда, чтобы соврать? Тогда почему же передумала?
Она усмехнулась.
— Видимо, я действительно тебе нравлюсь, если ты со мной не соглашаешься.
Ход ее мыслей был мне непонятен. Я заявил:
— Ну а теперь я должен побеседовать с Гилбертом и возвращаться домой.
— Я хочу, чтобы ты остался.
— Сожалею, но не могу. Где я могу его найти?
— Вторая дверь на… А они действительно арестуют Криса?
— Все зависит от того, что он им ответит. Ему придется много рассказать.
— Ах, он… — Она резко оборвала фразу, пристально посмотрела на меня и спросила: — Ты не разыгрываешь меня? Неужели он — действительно тот самый Кельтерман?
— Полиция уверена в этом.
— Но полицейский, который был у нас днем, не задал о Крисе ни одного вопроса, — возразила она. — Он только спросил, не знаю ли я…
— Тогда они еще не были уверены, — объяснил я. — Это было предположение.
— Но сейчас они уверены?
Я кивнул.
— Как они выяснили это?
— У женщины, которую он знает.
— Кто это? — Ее глаза немного потемнели, но голос свой она контролировала.
— Я не могу вспомнить ее имя. — Затем я решил не скрывать правду: — Это та, которая обеспечивала ему алиби в день убийства.
— Алиби?! — возмутилась она. — Не хочешь ли ты сказать, что полиция поверит такой женщине?
— Какой «такой»?
— Ты понимаешь, что я имею в виду.
— Нет. Ты знаешь эту женщину?
Она помотала головой так, как будто я обидел ее. Глаза ее сузились, голос понизился почти до шепота:
— Ник, ты думаешь, что он убил Джулию?
— Зачем ему нужно было это делать?
— Предположим, он женился на мне, чтобы отомстить Клайду. И ты знаешь, это он заставил меня приехать сюда и попытаться взять немного денег у Клайда. Может, это я предложила, но это он меня подтолкнул. И затем, предположим, он случайно встретил Джулию. Она знакома с ним, конечно, так как оба в одно время работали на Клайда. И он в курсе, что я собираюсь идти к ней я тот день, и боится, что, если я разозлю ее, она может выдать его. Могло быть так?
— Тут нет никакого смысла. К тому же ты и он ушли отсюда месте. В тот день у него бы не хватило времени, чтобы…
— Но такси ехало очень медленно, — возразила она. — И я могла бы остановиться где-нибудь. Думаю, я останавливалась… У аптеки, купить аспирин. — Она энергично кивнула головой. — Я помню, что так и было.
— И он знал, что ты собираешься останавливаться, потому что ты сказала ему об этом? — предположил я. — Нет, так нельзя, Мими. Убийство — это серьезное дело. Не стоит убивать людей а то, что они хотят провести тебя.
— «Провести»? — Она с ненавистью глядела на меня. — Да это же… — Она осыпала Йоргенсона всеми грязными ругательствами, голос ее постепенно повышался, в конце она уже кричал* мне прямо в лицо.
Когда она остановилась, чтобы перевести дыхание, я этим воспользовался:
— Ты его так обвиняешь, но это…
— У него даже хватило смелости намекнуть, что я могли убить ее. У него не хватило смелости спросить меня, но он все время клонил к этому, пока я ему решительно заявила что, не делала этого.