— Ну, слава богу, дело пошло на лад! — вздохнул он. — Теперь дай бог памяти, где подъем со второго на первый! Да, двадцать два шага отсюда назад.
Он пошел по штреку, но в нескольких шагах от люка наткнулся на какую-то преграду, пребольно ударил себе колено и чуть не полетел. Ощупав рукой препятствие, он убедился, что это — лестница, положенная поперек штрека, очевидно, та самая, которую похитил бежавший китаец.
«Ну, и отплачу же я этому сукину сыну! — проскрипел Кузьмин, потирая колено. — Всю казарму переверну, а его найду. Посадит он у меня в казачьей за такие штуки, а потом в шею с рудника!»
Теперь маркшейдер благополучно дошел до следующей лестницы, поднялся на первый горизонт, затем на главный штрек и совершил остальное длинное путешествие по гезенкам, штрекам и штольне. В темноте на это понадобилось вдвое больше времени, чем при свете: приходилось подвигаться ощупью и все время считать шаги.
Но вот, за последним поворотом, впереди забелело устье штольни, и Кузьмин с восторгом приветствовал первые проблески дневного света. Часы показали четверть четвертого, и уже начинало светать. Маркшейдер провел в руднике всю ночь, а в полном мраке почти четыре часа.
Выйдя из штольни и заперев ее на замок, маркшейдер полез по склону наверх к устью Мокрой, где накануне оставил свою охотничью сумку с куропатками. Домой он хотел идти прежним путем по лесу, опасаясь встретить на большой дороге кого-нибудь из рабочих. Уже быстро светало. По небу плыли мелкие серые облака, которые на востоке слегка порозовели. Ветерок порывами проносился по горам и шумел в мелколесье. Было довольно свежо, но после подземного холода Кузьмину казалось совершенно тепло, он распахнул куртку и жадно вдыхал чистый воздух, взбираясь по склону.
Сумка с дичью оказалась на месте за решеткой штольни. Маркшейдер вытащил ее и присел на кучу камней, чтобы отдохнуть после многочасового хождения. Здесь он чувствовал себя уже в полной безопасности.
Отдохнув полчаса, он полез выше, перевалил через гриву и опустился в верховье небольшой долины, где знал место выхода маленького ключа. Здесь он почистил свою одежду, помыл лицо и руки, напился чистой, холодной воды, жадно глотая ее пересохшими губами прямо из ямки в дерне. Освежившись, быстро шагал вперед, чтобы добраться до стана, пока не поднялся еще народ. Когда первые лучи солнца позолотили вершины гор, он был уже у своего дома, не встретив никого. Через окно он влез в свою комнату, быстро разделся и завалился спать.
VIII
В это же утро Борк и Грошев, захватив с собой своего служителя Матвея, отправились в рудник в сопровождении штейгера. Они взяли ряд проб, частью из забоев, подсоленных Кузьминым, частью из тех, которые он не успел посетить из-за столкновения с китайцем, частью же из таких, которые были не слишком бедны сами по себе. Но Василий Михайлович решил, что сравнительно с подсоленными эти последние могут показаться слишком бедными и возбудят подозрение экспертов. Поэтому он приготовил себе накануне десяток набивных папирос, в которые к табаку было подсыпано очень мелкое золото.
Подойдя к забою, из которого надлежало брать пробу, эксперты расстилали на земле у его подножия большую холстину и затем собственноручно посредством молотка и зубила выбивали из жилы кварц или желобком поперек нее в одном месте, или ямками в разных местах. Весь выбитый кварц падал на холстину, откуда Матвей ссыпал его в отдельный мешочек, получавший определенный номер для пробы. В записной книжке отмечалось, из какого забоя этот номер взят. При этой операции штейгер светил работавшим экспертам, а если данный забой требовал, по его мнению, улучшения, он закуривал папиросу и пепел с нее старательно ронял на холстину, в кучу выбитого
кварца. Таким образом, все золото, бывшее в папиросе, попадало в пробу и, конечно, должно было значительно улучшить результаты анализа.
Этот способ был надежнее и дешевле, чем способ подсолки посредством ружья, так как требовал меньше золота. Затем, при этом способе золото целиком попадало в пробу, тогда как выстрел разбрасывал его по большой площади, из которой только узкая полоска или отдельные куски брались для пробы. Нельзя было предвидеть, из какого места эксперты будут вырубать кварц, и в успехе известную роль играл счастливый случай. Зато папиросный способ требовал большой ловкости; у всех забоев его нельзя было применить, потому что бросилось бы в глаза, что штейгер курит каждый раз во время взятия пробы.
Таким образом Василий Михайлович подправил только четыре забоя. Но он, к несчастью, не знал, что Кузьмин не успел подсолить четыре забоя в верхней части жилы до сброса, из которых эксперты именно и взяли пробы; проспавший слишком долго после ночных похождений маркшейдер не успел его предупредить своевременно о своей неудаче. Поэтому из двенадцати забоев, которые эксперты успели обойти до обеда, восемь оказались подправленными, а четыре — нет.