Прошла еще неделя. Июль кончился, и по ночам становилось прохладно. Работы экспертов шли усиленным темпом. Борк ежедневно посещал фабрику и наблюдал съемку золота, а остальное время проводил в конторе или у себя в комнате, изучая старые журналы работ и отчеты предприятия; иногда ради отдыха он отправлялся в лабораторию и помогал Фернеру при анализах проб. Грошев закончил изучение рудника и ездил с Кузьминым или Бубновым на соседние отводы того же владельца, где осматривал старые разрезы, галечные и эфельные отвалы, разведочные штольни и шахты на золотоносных жилах, разработка которых почему-то не была начата, хотя жилы, по словам управляющего, были не бедные. Приходилось брать и здесь пробы, увеличивая работу Фернера, который был занят каждый день до позднего вечера. В промежутках между этими поездками Грошев совершенно неожиданно требовал лошадей, являлся на рудник и брал новые пробы то тут, то там, сбивая Василия Михайловича совершенно с толку. Не было никакой возможности подготовить забои. Иногда ему удавалось поспеть вовремя, чтобы подсолить пробу папиросой, но чаще он даже не знал, где проба взята. Грошев, уже отлично изучивший рудник, теперь не приглашал с собой штейгера, а брал только Матвея и у самого забоя кого-нибудь из рабочих, находившихся поблизости. Бубнов мог только случайно оказаться тут же. О результатах анализов проб эксперты не говорили. На вопросы Репикова и Пузикова давали неопределенные ответы.
За эту неделю Марине Львовне удалось увидеться с Борком только один раз. Несколько вечеров после посещения старых работ перепадали дожди и делали прогулки в лесу невозможными. Один раз после дождя прогулка все-таки состоялась, но в мокром лесу негде было даже присесть. Михаил Петрович забегал домой чаще обыкновенного и в самое различное время, так что пригласить Борка к себе Марина Львовна не решалась. Репиков частенько сидел на крыльце своего дома, поэтому незаметно забежать к Борку в комнату тоже было невозможно.
Марина Львовна опять изнервничалась: она находила, что Борку легче было устроить свидание с ней; он знал, куда и на сколько времени уезжал Грошев, и мог послать ей весточку в удобное время. И она начала серьезно ревновать к Лидии Николаевне, с которой англичанин виделся ежедневно утром, за обедом и вечером.
Дочь Репикова, конечно, была не так обворожительна, как Марина Львовна, но не глупа, не кокетка, довольно начитанна и могла поддерживать серьезный разговор. Сравнивая свои быстрые успехи в первые три дня знакомства с последующей волокитой, Марина Львовна находила, что здесь дело не обошлось без влияния Лидии Николаевны на Борка.
«Я гожусь для случайных поцелуев и объятий в руднике, — с горечью думала Марина Львовна, — а с ней он проводит время веселее и интересно и, того гляди, женится и увезет ее с собой. А я останусь при своем Михаиле Петровиче».
В конце недели Пузикова не вытерпела и после ужина отправилась к управляющему, захватив в качестве предлога новый журнал с выкройками. В столовой она застала Репикова с Грошевым и штейгером за бутылкой вина и разговором о каких-то отводах, а в гостиной сидели Лидия Николаевна с шитьем и Борк, читавший вслух какую-то книгу.
При появлении Марины Львовны англичанин как будто сконфузился и через несколько минут под предлогом спешной работы простился и ушел к себе. Пузикова также не засиделась и ушла с усилившейся ревностью. Штейгер, вышедший вместе с ней, сообщил, что завтра, если погода будет хорошая, он поедет с Грошевым и Репиковым на целый день на самый дальний отвод, где нужно осмотреть и опробовать жилу, на которой когда-то были начаты работы.
Пузикова приняла решение:
— Если Борк завтра не назначит мне свидания, я сама пойду к нему после обеда и выясню, в чем дело.
На следующий день погода была отличная, и поездка состоялась. Борк провел все утро на фабрике вместе с Пузиковым, проверяя работы бегунов; после обеда его сменил Фернер, и англичанин был свободен. Он решил воспользоваться удобным случаем и написал Марине Львовне записку. Но с кем послать ее? Если послать с прислугой управляющего — это станет известно всему дому. Отнести ее самому — можно наткнуться на Михаила Петровича. Борк вышел на крыльцо в надежде увидеть какого-нибудь рабочего, проходящего мимо, и дать ему поручение. Но на площади, залитой солнцем, не видно было никого. Борк заглянул на фабрику в надежде, что химик уже там и что можно идти самому. Но Михаил Петрович еще не приходил с обеда.
Борк вернулся к себе и сел у окна, чтобы выждать, когда химик пройдет мимо. Минуты проходили, Пузиков не шел, и нетерпение Борка росло. Подвернулся редкий случай, и, если упустить его, Марина Львовна окончательно рассердится.
Вдруг Борк увидел мальчика, шедшего со стороны леса с лукошком. Он подозвал его и спросил:
— Мальчик, ты куда идешь?
— На стан, барин! Черницу, голубицу набрал, продать хочу.
— Ты знаешь квартиру химика Пузикова?
— Как не знать, мамка туды ходит белье стирать. Барыня добрая, конфет дает мне, если увидит. Ягоду часом покупает тоже.