Сочинения в 3 томах. Том 2: Земля Санникова. Рудник "Убогий". Тепловая шахта

Под давлением каменных масс крепь гнулась и ломалась; горизонтальные бревна-огнива и подхваты местами были расплющены в лепешку в промежутке между камнем и верхним концом стойки или были надломлены в середине, точно спички, и выперлись в штрек, образуя над головой колючие, занозистые выступы. Стойки-столбы, поддерживавшие огнива и подхваты, также поддавались под тяжестью; одни были расколоты вдоль, и обе половины выгнуты дугой в разные стороны, другие были надломлены и выпирались коленом в штрек. Протискиваясь между крепью, приходилось смотреть в оба, чтобы не наткнуться лицом на острые щепки, торчавшие то тут, то там из поломанных бревен. Так и казалось при взгляде на эти толстые подпорки, изломанные и исковерканные, что вот-вот они сломаются окончательно, и каменные массы, нависшие над головой, рухнут вниз и раздавят пробирающегося по штреку человека, как давит комара захлопываемая тяжелая книга.

Жуткое впечатление усиливалось тем, что из-за поломанной крепи струилась и капала повсюду вода; благодаря обилию влаги, дерево крепей повсюду было покрыто грязно-белыми полужидкими массами какой-то особенной подземной плесени. Пробиваясь по этому штреку, дни которого, несомненно, были уже сочтены, все примолкли, охваченные жутью и занятые преодолеванием препятствий. Слышны были дыхание людей, плеск воды под их ногами, треск свечей, в которые то и дело попадали брызги с крепей; пламя часто тухло, и приходилось поворачиваться к своему соседу, шедшему сзади, чтобы разжечь свечу.

Но вот впереди послышался шум, делавшийся все яснее; казалось, что там идет сильный дождь. Василий Михайлович остановился и сказал:

— Теперь, господа, берегите огонь, начинается самое мокрое место. Но зато дальше будет совсем сухо.

Прикрывая пламя свечей руками, все двинулись быстрым шагом, насколько позволяла переломанная крепь. Вода уже не капала то тут, то там из-за бревен, а лилась целыми струйками, так что, действительно, получался хороший дождь. Здесь появилась особого рода плесень — в виде тонких нитей, висевших с огнив и подхватов и покрытых, словно мелким бисером, капельками воды, отражавшими огонь свечей. Но любоваться сотнями этих сверкающих нитей, висевших над головой, было некогда, приходилось все время лавировать свечой на ходу то вправо, то влево, чтобы она не попала под струйку воды; все-таки это в конце концов случилось почти со всеми.

И вдруг это давленное, мокрое и опасное место сразу кончилось. Стало сухо, просторно и чисто, крепь стояла без всяких подхватов и нисколько не подгнила и не поддалась, словно была поставлена только на днях, а не пятнадцать лет тому назад.

Все были изумлены, и Марина Львовна выразила общее впечатление возгласом:

— Как здесь славно! Почему же это гнилое место кончилось?

— А мы сейчас вышли за трещину сброса, — объяснил штейгер. — Перед ней и давило так сильно, гора все время садится. А из самой трещины лила вода.

— Здесь, следовательно, жилы уже нет? — спросил Грошев.

— Кончилась, как обрезанная! Все шла с богатым золотом, хотя и не толстая, а за трещиной пропала.

— И что же, не искали ее?

— Как не искать — искали! Вот поглядите, тут и вправо, и влево, и вверх выработки идут по пустоте, сажен по десять пробиты, но безрезультатно.

— Та-ак! — протянул Борк. — Значит, здесь жиле — прощай!

— А может быть, только до свиданья? — воскликнула Марина Львовна, — Может быть, мы ее плохо, недостаточно упорно искали, а она тут недалеко сидит себе в горе, коварная.

— И над нами смеется! Ведь жилы капризны и коварны, как женщины! — рассмеялся Василий Михайлович. — И я надеюсь, что пропавшее продолжение жилы найдется.

— Надежды только юношей питают! — заметил Грошев наставительным тоном. — А взрослые люди должны знать, сразу выяснить себе, в какой стороне искать, и вести эти поиски до тех пор, пока не найдут желаемого или пока не убедятся, что ошиблись.

— Как вы строго судите, Иван Петрович!

— А то как же! Вот и доказательство налицо. Если бы здесь своевременно выяснили вопрос, где жила за сбросом, вы бы, может быть, рудника не продавали или знали бы его настоящую цену! А так вы только надеетесь.

Василий Михайлович слушал речь Грошева бледный, со сдвинутыми бровями. Ведь это его, руководителя подземных работ, срамили, упрекали в небрежности, в потере жилы.

— Но ведь мы же искали, — попытался он возразить. — Вот поисковые выработки, вверх, вниз, в обе стороны...

— А почему же во все стороны? — горячился Грошев.— Разве нельзя было на самом сбросе выяснить, куда сдвинуло этот бок? Ведь признаки есть, всем горнякам известные. А выяснив, куда сдвинута жила, нужно было гнать не десять сажен, а хоть сотню, но жилу найти!

— На сбросе ничего не было видно, все передавлено, перебуторено, — ответил штейгер. — И вода хлещет, сваливает свечи, мешает смотреть. Я тут немало мок, разбираясь, да ничего не разобрал.

— Ну, ладно. Мы к этому вопросу еще вернемся. Я приду сюда с вами в другой раз без посторонней публики, тогда мы посмотрим. А теперь нам нужно за пробами в целики, время идет.