— Виноват, Марк Наумович. Я точно на полчаса отлучился, еще в сумерки. Понимаю я теперь, в чем дело. Вы, может, заметили, — вчера тут девка бойкая с бабами пробы толкла, черноватая, Катькой зовут. Так вот, она меня сманила прогуляться в лесочек.
— Ах ты, ловелас этакий, юбочник! Девка тебя сманила! — возмущался Фернер. — Уж не подослали ли эту девку господа здешние хозяева?
— Очень просто, что подослали! Она сама сюда вторично пришла, когда я лабораторию прибирал, разговоры завела и на прогулку вызвала. Мне и в голову не пришло, что такая милая девка и по заказу любезничает. Но я вам верно говорю, всего полчаса гуляли, пока не стемнело, а потом еще на крылечке немного посидели.
— Ну, теперь все понятно. Пока вы в лесочке гуляли, гость пришел через дверь. Ключ, небось, в дверях оставил, за девкой увязавшись?
— Никак нет! Дверь была заперта, и ключ с собой в кармане.
— Ну, ключ недолго подобрать, слесаря на фабрике есть. Так вот, гость пришел через дверь, а вышел через окно, пока вы на крылечке бобы разводили! И смеялся он, должно быть, над караульным, которого девкой обошел.
Матвей смущенно молчал.
— Интересно бы узнать, — продолжал Фернер, обращаясь больше к самому себе, — все ли пробы подсыпаны или только последние шесть? Делать ли их или выкинуть за окно и просить Грошева взять новые?
— Ага, вот они идут! — прервал он свою речь, открыл окно и окликнул вышедших из фабрики Борка и Грошева, сопровождаемых Пузиковым.
— Яков Григорьевич, Иван Петрович! Зайдите, пожалуйста, на минутку сюда!
— В чем дело? — спросил Борк, когда они подошли к окну.
— Зайдите в лабораторию, дело спешное!
Эксперты повернули к дверям лаборатории, Пузиков также. Но Фернер прибавил с ехидной усмешкой:
— Вас я не приглашаю, Михаил Петрович, у нас тут частный разговор будет насчет проб.
Пузиков круто повернулся и пошел назад на фабрику. На душе у него стало неспокойно.
«Что за экстренное дело приключилось? — думал он.— Уж не обнаружил ли немец подсыпки? Этакий пентюх, этот Кузьмин, простую вещь не умеет чисто сделать!»
Когда эксперты вошли в лабораторию, Фернер рассказал им все, показал три мешочка с подсыпкой золота и спросил, что делать с остальными пробами, в чистоте которых теперь приходилось сильно сомневаться.
Грошев ругался и негодовал на Матвея и на администрацию рудника, Борк смеялся над обольщением Матвея, но в душе был смущен — сравнение Кати с Мариной Львовной напрашивалось само собой. Относительно проб решили так: из трех мешочков с обнаруженной подсыпкой снять осторожно верхнюю половину, а нижнюю пустить в пробу; из остальных двенадцати взять наугад также три. Если пробы последних окажутся богатыми, а первых — бедными, забраковать все и взять на руднике новые.
После ухода Борка и Грошева в лаборатории закипела работа, и к вечеру Фернер принес результаты: анализы проб трех мешочков, взятых наугад из двенадцати, оказались очень богатыми, а трех мешочков, у которых сверху была снята подсыпка, — бедными. Приходилось начинать работу сначала.
Когда на следующее утро Борк и Грошев потребовали лошадей, чтобы ехать на рудник за пробами, и Николай Константинович удивился, инженер сказал ему многозначительно:
— Да, приходится брать пробы еще раз и терять опять два дня, потому что ночью в лабораторию кто-то залез и подсыпал нам золота в пробы.
Николаю Константиновичу пришлось симулировать удивление и возмущение и дать обещание расследовать дело. После отъезда экспертов на рудник он вызвал к себе Кузьмина, потребовал у него точного рассказа об его действиях, задал ему основательную головомойку и объявил, что, если эксперты забракуют рудник, он, маркшейдер, будет уволен в первую голову.
XIV
Новые пробы, привезенные экспертами, в тот же день были истолчены, причем среди баб, присланных становым в лабораторию, Кати, по распоряжению управляющего, не было. Во избежание же ночной подсыпки, не полагаясь уже ни на безупречность Матвея, ни на окна и двери лаборатории, эксперты унесли мешочки с пробами к себе на дом.
Эти пятнадцать проб оказались бедными, хотя и в разной степени, и выводы для рудника получались неутешительные; более глубокая часть жилы, достигнутая работами, содержала слишком мало золота, чтобы окупить все расходы по добыче, не говоря уже о прибыли и процентах на капитал, который нужно было затратить на покупку и переоборудование рудника. Но, ввиду настояний Борка, решили не ограничиваться этими пробами, и в течение нескольких дней Грошев ездил еще на рудник, появляясь неожиданно то в одном, то в другом месте, и всегда брал пробы только из тех забоев, которые при его посещении работались и которые, следовательно, не могли быть подсолены. Василий Михайлович безуспешно гонялся за ним в надежде поспеть где-нибудь вовремя и подправить пробу. Но Грошев брал с собой только Матвея, не подпуская к забою во время взятия проб даже рабочих, а в лаборатории Фернеру помогал Борк.