Сочинения в 3 томах. Том 2: Земля Санникова. Рудник "Убогий". Тепловая шахта

— Поэтому я, господа, предлагаю тост за будущность нашего рудника. Купит ли его ваше общество или нет, я уверен, что дело не погибнет и что жила таит в себе еще десятки и десятки пудов золота и отдаст их тому, кто придет к ней с любовью, верой и надеждой, а не с недоверием и насмешкой.

Во время речи штейгера эксперты переглядывались, и Грошев шепнул Борку: «Какой фанатик, настоящий апостол этой жилы». Борк ответил: «А может быть, он и прав». Лидия Николаевна с восторженным удивлением смотрела на оратора, а Николай Константинович, сначала немного поморщившийся, в конце речи захлопал в ладоши. Эксперты поддержали его, и Василий Михайлович сел при всеобщих аплодисментах.

Но необходимо было ответить ему, и Борк опять встал и сказал, улыбаясь:

— Горячая речь Василия Михайловича, влюбленного в жилу, как отец в единственную дочь, произвела на нас глубокое впечатление, и мы очень жалеем, что владелец рудника не слышал ее. Но мы, эксперты, не имеем права верить даже самым вдохновенным апостолам. Мы должны видеть богатство жилы собственными глазами; выработанная часть дала миллионы, но она теперь не стоит ни копейки; неразведанная часть, может быть, также даст миллионы, но их еще нельзя нащупать, они слишком проблематичны. Жилы капризны, как женщины: то слишком щедры на дары, то скупы, как скряги. Но есть и коварные женщины, которые обманывают. И поэтому я желаю вам, господа, чтобы ваша жила оказалась только капризной, но не коварной, и не подвела тех, кто в нее слишком слепо верит.

Своей речью Борк достиг желаемою результата: впечатление от слов штейгера потускнело. В словах Бубнова звучала уверенность, а в речи англичанина эту уверенность вытеснили сомнения и пожелания.

Как только у крыльца зазвенели колокольчики подкатившей тройки, все встали из-за стола, быстро вынесли и уложили чемоданы и подушки. Обмен рукопожатий — и тройка понеслась.

— Пустеет опять наш рудник! — печально промолвила Лидия Николаевна, глядя вслед укатившему экипажу. — Завтра и вы укатите, и мы опять будем одни, все пойдет по-старому.

— А может быть, по-новому? — улыбаясь, ответил Борк.

Николай Константинович понял это как намек на возможную продажу рудника и горячо поддержал словами:

— Дай бог, дай бог!

Он не терял надежды, все ждал, что с ним поведут деловую беседу, и теперь стал почти уверен, что Борк остался еще на день для того только, чтобы переговорить с ним об условиях передачи дела. Он прошел в свои комнаты и начал ждать приглашения в посетительскую или прихода англичанина к себе.

Но Борк, которому делать было нечего, сначала прилег отдохнуть после шампанского, затем прошел прогуляться по стану, зашел на фабрику, в лабораторию, где Михаил Петрович опять устраивался по-своему; убедившись, что химик очень занят, Борк отправился к Марине Львовне, пил у нее чай с поцелуями и переговорил окончательно о предстоящем похищении. От нее он прошел еще к штейгеру и становому и везде посидел, а Николай Константинович между тем все ждал и ждал, не отлучаясь из свой квартиры.

К ужину Борк, наконец, явился. Он был очень весел и рассказывал о жизни калифорнийских золотоискателей, среди которых провел два года во время своей молодости, но ни словом не заикнулся о деле, которое так интересовало Репикова. После ужина англичанин попросил заказать лошадей к десяти часам утра и ушел к себе «укладываться и писать письма».

Управляющий от долгого ожидания совершенно изнервничался и не мог приняться ни за какую работу. Он сидел с дочерью в столовой, а затем перешел в кабинет, готовясь к приему гостя и обдумывая, какие условия поставить, если его пригласят остаться управляющим рудника.

Вечер выдался облачный и теплый, окна в гостиной экспертов были открыты, Борк сидел и писал за столом. Ночь уже наступила, но луна еще не показывалась, на дворе было совершенно темно.

Вдруг из этого мрака за окном раздался тихий окрик «берегитесь», и через окно один за другим в комнату влетели два небольших мягких узла. Борк подобрал их и унес в свою спальню, нисколько не удивленный странными подарками, а затем продолжал писать.

Через полчаса та же история повторилась — влетели еще два узла, и снова Борк унес их в свою спальню.

Наконец, в начале одиннадцатого часа на крыльце дома послышались легкие шаги и в комнату быстро вошла Марина Львовна в капоте, простоволосая и без пальто, с узелком и маленьким саквояжем. Борк сейчас же провел ее к себе в спальню, где горел огонь и ставни были заперты. Там оба занялись укладкой содержимого узла в чемодан и портплед англичанина.

Когда Марина Львовна хотела уйти, Борк задержал ее и начал целовать; она хохотала и сопротивлялась, предлагая отложить продолжение на завтра, чтобы Михаил Петрович не обратил внимания на ее долгое отсутствие. Но англичанин был настойчив, и ей пришлось уступить.