— Их было слишком много, этих лошадей. Слишком много…
— Верно, — поддержал я его.
— Но нельзя же выстраивать целую теорию только на основе какой-то одной случайной обмолвки…
— Нет, конечно, нет, — согласился я. — Должны быть доказательства. Безусловно, должны быть. Кстати, в ту пятницу, когда мы возвращались с ленча, Берт сам сказал мне. Он все хотел дать мне совет.
— Да, верно, — вспомнил Дерри. — Но так и не раскачался.
— Нет, сказал. Честное слово. И абсолютно серьезно. Он посоветовал мне не продавать душу, не продавать свою колонку.
— Быть не может! — воскликнул Люк-Джон.
— Он сказал: сперва они покупают тебя, а потом шантажируют.
— Не может быть, — автоматически повторил Люк-Джон.
— Он был ужасно пьян. Пьянее, чем всегда. Говорил, что это его последние слова. Потом вошел в лифт с бутылкой виски, прошел через комнату, отхлебывая из горлышка, прямо к окну и выпал на улицу.
Люк-Джон прижал веснушчатые пальцы к тонким губам и проговорил низким сдавленным голосом:
— Нет… О, Боже!
Выйдя из «Блейз», я влез в фургон и отправился к скаковым конюшням в Беркшире брать интервью у девушки, которая ухаживала за самым знаменитым фаворитом предстоящих скачек.
Чемпион в скачках с препятствиями по кличке Зигзаг завоевал огромную популярность, однако в любой день на ослепительном небосводе его славы могли появиться тучки, так как первого января ему исполнялось одиннадцать лет. Я полагал, что именно в скачках на Золотой кубок великому старцу предстояло отвесить публике прощальный поклон, а потом его вытеснит плеяда новых, более молодых звезд.
Конюхом Зигзага была Сэнди Виллис, девушка необыкновенно заботливая и преданная своему делу. Каждая фраза этого юного и простодушного существа была густо оснащена лихим жаргоном конюшен, которым она пользовалась безотчетно и который составлял трогательный контраст с присущим ей от природы невинным видом.
С гордостью собственника демонстрировала Сэнди мне Зигзага. Она помнила и рассказала обо всех скачках, в которых он участвовал. Ходить за ним она начала с того самого дня, когда он голенастым и безвестным еще трехлетком впервые переступил порог конюшни. Она представить себе не могла, что станет делать, когда его отстранят от соревнований. Скачки без Зигзага — это уже совсем не то.
Я предложил прокатиться до Ньюбери и выпить по чашке чаю в кафе или отеле.
— Спасибо, нет времени, — сказала она, — вечерняя смена приступает только в четыре. — Прислонившись к двери у стойла своего любимца, она рассказывала мне о своей жизни, сначала застенчиво, потом взахлеб.
Родители ее не ладили. Вечные скандалы дома, поэтому она смылась, как только окончила школу. И рада была смыться, ведь папаша — жуть до чего скупой, а мать только и знала, что орать и гавкать на него. Да и ей, и двум младшим сестренкам тоже доставалось на орехи, в общем — дохлое там было дело, не светило ничего. А еще она надеялась, что Зигзаг будет выступать в Кемптоне на второй день Рождества, удачный предлог, чтобы не ехать домой на каникулы. Она любит свою работу, любит Зигзага, скачки вообще — потрясающая штука, и нет, нет, она не торопится замуж, парней кругом полно, стоит только захотеть, но честно сказать, она не такая дура, чтобы променять Зигзага на прорву занудных домашних хлопот. Особенно, если жизнь пойдет, как у ма и па…
Хихикая, она согласилась сфотографироваться, но только вместе с Зигзагом. Сказала, что надеется получить номер «Тэлли» на память.
— Непременно, — обещал я, твердо решив включить стоимость всех дарственных экземпляров в статью дополнительных расходов.
Наконец, я распрощался с ней и, проходя по двору, лицом к лицу столкнулся с тренером,'которого всякий раз непременно встречал на скачках. Это был делового вида мужчина лет за пятьдесят, взирающий на мир трезво и без иллюзий.
— Зайдите, Тай, — сказал он. — Виделись с Сэнди Виллис?
— Да-да, спасибо. Она мне очень помогла.
— Один из лучших моих парней! — Жестом он пригласил меня присесть и из серебряного чайника налил чаю цвета дубовой коры. — Сахар?
Я отрицательно помотал головой.
— Не Бог весть что по части верхнего этажа, но на ипподроме ее лошади буквально готовы выпрыгнуть из шкуры.
— Она нашла удачный выход материнским чувствам, — согласился я и отпил глоток. От горечи танина язык съежился, точно обожженный листик. Нортон Фокс налил себе еще чашку и осушил ее в три приема.
— Надеюсь, если я распишу ее в «Тэлли», вы не подложите мне свинью и не снимете Зигзага со скачек в последнюю минуту?
— Не собираюсь.
— Двенадцать стонов десять фунтов — предельный вес.
— Он выигрывал, когда весил на три фунта больше.
— Любопытно, кстати, что же случилось тогда с Кратким перед чемпионатом на скачки с препятствиями?
Нортон раздраженно прищелкнул языком.
— Можете на меня положиться. Зигзаг не сойдет со старта в последнюю минуту. По крайней мере не беспричинно, как это вышло с Кратким.
— Он ведь был фаворитом, если мне не изменяет память? — Я-то точно знал, что был. И тщательно проверил все детали по списку Дерри. — Что же все-таки произошло?
— Ну и разозлился же я тогда, прямо себя не помнил!