Опутала... боги!.. удар!
Упал он — упал.
Оракулов — но чую тут беду!
Скажет оракул — светлую весть?
Темное слово вещих богов
Лишь в совершившихся ясно бедах!
Жребий мой связан с его!
Что ж ты привел меня в дом свой? Зачем?
Или затем чтоб одной смертью с тобой умереть!
Скорбную песнь, как поет соловей,
Непонятную нам изливая печаль
В сладкозвучных рыданьях своих.
Дали бессмертные крылья ей быстрые,
Дали бесслезную, вольную жизнь...
Мне же двуострый нож впереди!
Отчего этот ужас, отчаянья вопль?
Вопль этот, нам раздирающий душу, зачем?
Что вызывает, скажи, в откровеньях богов
Бесконечную скорбь в потрясенной душе?
О Скамандра родимые воды!
На твоих берегах я блуждала по дням,
Без забот пела детские песни свои...
А теперь — Ахерон и угрюмый Коцит
Огласятся стенаньем моим!
Были б и детям понятны!
Сердце сжимается, точно поешь
Ты передсмертную песнь над собой!
Дым от бесчисленных жертв, что богам приносил,
Строя стены его, злополучный отец!
Бесполезные жертвы, увы!
Гордый пал Илион — и ведут на убой
Вдохновенную жрицу его!
Черный демон тебе, полныя смертной тоски,
Ужаса полные речи внушает...
Что предвещают они?..
И всё, что говорю я, потеряет
Вид новобрачной, как она глядит
Из-под венчального покрова!.. Пусть
Мои слова, как предрассветный ветер
Вослед за бурной ночью, вам раскроют,
Что нет для вас ужаснейшего горя,
Как то, что вынесет теперь волна
Из темных бездн и на берег к вам кинет!
Открою всё я вам в ужасной правде...
Но прежде вы скажите мне, что, правда ль —
Все ужасы, что говорила я
Про этот дом? Проклятия и стоны,
Как хор безумный, в нем не умолкают.
До бешенства уже упившись кровью,
Здесь поселились фурии, как дома,
И пляшут, и неистовствуют, славя
Злодейства дедов, и отцов, и внуков...
О, ежели неправда, уличайте,
Что на ветер я говорю, подобно
По улицам шатающейся нищей!
Ну, поклянитесь, что всё то неправда!
Та клятва в прок Атридам? Мы дивимся,
Как ты пришла из-за моря, и знаешь,
Как будто видела, всё, что здесь было!
Как будто вихрь кругом, и голоса...
Сидит детей — как бледные две тени —
Два мальчика — убиты дядей — держат
В руках остатки собственного мяса —
Кишки и сердце... Ужас! боги! боги!..
Остатки от тех блюд, что на пиру
Отец их ел!.. Они взывают к мести —
И мстить за них идет ублюдок льва,
Здесь на чужом упрятавшийся ложе
И броситься сбирающийся с ложа
На господина моего... Да, да,
На господина моего — ведь я
Его раба!.. А он, ахейцев вождь
И разрушитель Трои, он не чует,
Что кроется под длинными речами,
Под ласками собаки этой!.. Он
Не чует, что готовится ему
От этой фурии... Зарежет мужа
Она, жена!.. Да есть ли имя ей?
Змея двулицая! В глухих пещерах
Живущее чудовище! к своим
Она горит ненасытимой злобой!
О, как ликует, точно собираясь
Плясать и петь на пиршестве победы!
Как притворяется, что это — радость
При встрече мужа... Верьте мне иль нет,
Ведь всё равно, всё сбудется, вы все
Увидите, все скажете тогда,
Что точно дар пророчества мне дан...
Тиэста, страшно говорила, точно
Сама была при этом, но что после
Еще сказала, нам пока темно.