Умирает он от честных,
От святых турецких ран!
Умереть, друзья, не страшно,
Да могила мне страшна...
Тёмно, тесно... Одинокий
В ней лежи и спи без сна!
Съест земля и фес, и долман,
Меч, не ржавевший в крови,
И усы мои, и брови,
Брови черные мои!..
Нет, меня не зарывайте,
Братцы, в землю! На горе
Вы меня поставьте стоймя
Во гробу, лицом к заре.
В гробе окна прорубите,
Чтоб мне веяло весной,
Чтобы ласточки, кружася,
Щебетали надо мной!
Чтоб из гроба я далеко
Мог бы турок различать,
Чтоб направо и налево
Мог им пулю посылать.
<1860>
«СОРОК КЛЕФТОВ НА ЗИМОВКИ...»
Сорок клефтов на зимовки
Возвращалися домой,
Малый наняли кораблик, —
Да похвастали казной.
Корабельщик — плут-албанец!
К островку он пристает.
«Погуляйте-ка тут, братцы,
Переждем, гроза идет!»
И на остров вышли клефты
(Он был мал, и дик, и гол),
А меж тем поставил парус
Корабельщик — и ушел.
Через сорок дней приходит
За добычею своей:
Только двое шевелятся
Меж разбросанных костей;
Жив был Яни, — весь искусан, —
И Георгий чуть дышал;
У него ж голодный Яни
Ноги тощие глодал.
<1862>
ЧУЖБИНА
Умереть не дай бог на чужбине!
Видел я, как пришлых там хоронят!
Без попа, без свеч и без кадила,
Не помазав миром, не отпевши,
Где пришлось зароют, как собаку!
Как пахать потом приедут землю,
С гор пригонят двух волов рогатых,
В плуг впрягут, и молодец удалый
Понуждать в бока начнет их саблей,
И по первой борозде глубокой
Из земли да выкинет он ноги,
По другой — красавца паликара...
Завопит, завоет бедный пахарь:
«Будь такой да у меня товарищ,
Я бы съесть земле его так не дал!
Я пошел бы к морю, к синю морю,
На широкое б пошел поморье;
Я б нарезал тростнику морского,
Смастерил бы гроб ему просторный,
Я б в гробу постлал ему постелю,
Всю б цветами, ландышами выстлал,
Всю бы выстлал свежим амарантом!»
<1860>
БОРЬБА СО СМЕРТЬЮ
Удалец с горы сбегал в долину,
Феска набок, волосы кудрями.
Смерть за ним с вершины примечала,
И в обход пустилась, и в ущелье
Вдруг ему дорогу заступила.
«Ты куда, красавец, и откуда?»
— «Я из стана, пробираюсь к дому».
— «За каким торопишься ты делом?»
— «Захватить хочу вина и хлеба
И тотчас назад вернуся в горы».
— «Не захватишь ни вина, ни хлеба
И назад ты в горы не вернешься.
Я тебя давненько поджидаю».
Усмехнулся молодец удалый,
Оглядел он Смерть, встряхнул кудрями.
«Я, — сказал, — отдамся только с бою.
Если хочешь, попытаем силы:
Сломишь ты — бери мою ты душу,
Я сломлю — сама ты мне послужишь»,
— «По рукам», — костлявая сказала.
По рукам ударили. Схватились.
Бились два дня, билися две ночи;
Всю траву ногами притоптали;
На колено гнули и с отмаху,
Смерть давно бока ему ссадила;
У нее самой трещали кости,
А как хватит он на третье утро,
На ногах насилу устояла.
Да за то уж вдруг рассвирепела
И как схватит молодца за кудри,
Как рванет — и грянулся он оземь,
Словно дуб, поваленный грозою.
Смерть тотчас на грудь к нему вскочила,
Принялась душить его под горло.
«Ты уж больно давишь, — простонал он. —
Кончим шутку, мне пора быть дома,
Стричь овец, сыры из кадей вынуть».
Смерть глядит в глаза ему и давит.
«Дай ты мне еще хоть двое суток
Погулять на вольном белом свете;
Попрощаюсь только со своими
И потом приду, куда укажешь».
Смерть глядит в глаза и пуще давит.
«У меня жена есть молодая!
Как одна останется, голубка!
Весела всегда была, как пташка...
У меня сынок есть — чуть лепечет,
Есть другой — чуть-чуть смеяться начал...
Отпусти хоть ради их, сироток!»
Налегает Смерть уж всею силой.
«Об душе хоть дай подумать грешной!» —
Прохрипел он и замолк навеки.
С тем она его и доконала.
<1860>
АД
Из подземного из ада
С шумом вылетела птичка;
И, как вылетела, села
На траву и еле дышит.
Видят матери и сестры,
Сладкий мускус ей приносят,
Амарант и белый сахар.
«Освежися, пей и кушай! —
Уговаривают птичку, —
Расскажи нам, что в подземном,
Темном царстве ты видала?»
— «Что сказать мне вам, бедняжки! —
Вздрогнув, вымолвила птичка, —
Смерть я видела, как скачет
На коне в подземном царстве;
Юных за волосы тащит,
Старых за руки волочит,
А младенцев нанизала
Вкруг, за горлышко, на пояс».
<1860>
«ЧТО ГОРЫ ПОТЕМНЕЛИ?..»
Что горы потемнели?
Что тьма по ним ползет?
Не ветер ли их хлещет?
Не дождик ли сечет?
Не ветер горы хлещет,
Не дождик их сечет:
Их Смерть переезжает
И полк теней ведет.
Кончают поезд старцы,
А юноши в челе;
Рядком сидят младенцы
У Смерти на седле.
И юноши ей кличут,
И молят старики:
«Свернем с пути в деревню,
Вздохнем хоть у реки!
Испьют водицы старцы,
И юноши пускай
Поборются, а детям
Нарвать цветочков дай».
«В деревню не заеду,
Не стану над рекой!
К ней матери и жены
Приходят за водой:
Жена узнает мужа,
Узнает сына мать —
Уцепятся друг в друга,
И их уж не разнять!»
1858
««ПРИВОЛЬЕ НА ГОРАХ РОДНЫХ — ПРИВОЛЬЕ В ТЕМНЫХ ДОЛАХ...»
«Приволье на горах родных — приволье в темных долах...
Белеют летом овцы там; зимой снега белеют,
Там светит солнце красное, там смерти не боятся!»
Так в тартаре три молодца о свете толковали,
Решились хоть на миг уйти — на свет взглянуть украдкой;
Один решил — к весне пойдем, другой — уж лучше к лету,
А третий — лучше к осени, к сбиранью винограда;