Сочинения в двух томах. Том 1. Звезды Эгера

- …сына Модрека, сына Элиаша, сына Модара, сына Назара, сына Моада…

Он перечислил еще целую уйму имен и возвратился наконец к Мохамеду и его рождению.

Бея в комнате уже не было - он бесшумно выскользнул, чтобы заняться своими делами. В коридоре ему встретился Майлад, который только что встал после обеденного сна и шел будить Балинта.

Бей преградил ему путь.

- Не мешай Тереку, - сказал он, подняв палец. - У него духовная особа. Обращает его в правую веру.

- В турецкую веру?

- Да.

И бей, подпрыгивая, поспешно спустился по лестнице.

Майлад, пораженный, смотрел ему вслед.

10

Еще не успело кончиться персидское погребальное шествие, как Гергей схватил Эву за руку и двинулся вперед. Он протиснулся в толпу, бросив по дороге цыгану и Мекчеи:

- Идемте! Беда!

Теперь впереди шел широкоплечий Мекчеи, прокладывая в толпе дорогу себе и своим товарищам. Юмурджак и ага топтались на той стороне улицы. Они не могли пройти сквозь ряды священной процессии. Их не пропустили бы солдаты, наблюдавшие за порядком, да и кончары, которыми в религиозном экстазе размахивали персы, тоже обратились бы против них.

Сунниты и шииты ненавидят друг друга. Шииты считают, что современные служители Мохамеда - сунниты - незаконно захватили власть. А турки считают персов еретиками.

Наконец наши путешественники выбрались из толпы и соединились на какой-то узкой и темной улочке.

Только тогда Гергей мог заговорить:

- Бежим! Я видел агу и Юмурджака. Они пришли с солдатами!

И беглецы ринулись во тьму. Впереди всех несся цыган, хотя не знал даже, кого и чего надо опасаться.

Он наткнулся на спящих собак и, перекувырнувшись, упал. Одна собака взвизгнула, остальные в испуге бросились врассыпную.

Ведь известно, что Стамбул - собачий рай. Там либо нет дворов, либо дворами служат крыши домов - так что собакам нигде нет пристанища. Рыжие псы, похожие на лисиц, иногда сотнями заполняют улицы. Турки их не трогают. Напротив, если какая-нибудь сука щенится, для нее бросают у дверей дома тряпку или рогожу. Псы чистят и убирают улицы Стамбула. По утрам каждый турок опоражнивает возле двери своего дома четырехугольный мусорный ящик. Собаки съедают отбросы, пожирают все, кроме стекла и железа. И псы в Стамбуле вовсе не безобразные и не дикие. Свистни любому - он весело вильнет хвостом. Погладь его - он обрадуется.

Когда цыган упал, вся компания остановилась перевести дух. Гергей засмеялся.

- Черт тебя побери, Шаркези! Что ты мчишься как угорелый!

- Да ведь за нами гонятся! - запыхавшись, отвечал цыган, с трудом поднимаясь на ноги.

- Никто уже не гонится. Погоди, послушаем.

На улице было тихо. Только издали доносилось благоговейное пение персов. Все навострили уши.

- Дальше я не побегу, - сказал Мекчеи с досадой. - Если кто нападет, всажу в него клинок.

Но никто не показывался.

- Потеряли наш след, - рассудил Гергей. - Друг мой Шаркези, где же мы переночуем?

Цыган взглянул на небо.

- Сейчас взойдет луна. У меня тут один знакомый держит корчму. У него можно переночевать. Да только живет он далеконько, за Еди-кулой.

Янчи оживился.

- Идти к нему надо мимо Еди-кулы?

- Да, - ответил цыган. - Корчма оттуда на расстоянии полета стрелы.

- Ты говоришь, сейчас луна взойдет?

- Вот-вот взойдет. Вы, барич, не видите разве, как светлеет край неба? Надо поторапливаться. Корчмарь этот - грек. Скупает у нас краденое. За хорошие деньги он и одежду продаст.

- А мы не могли бы взглянуть поближе на Еди-кулу? - спросил Янчи с дрожью в голосе. - Может быть…

- Ночью-то?

- Ночью. Ох, мне так хочется!..

- Можно, коли уж так не терпится. - Цыган пожал плечами. - Только бы нас не поймали.

И он пошел впереди, осторожно переступая через развалившихся на дороге собак. Когда же засияла луна, он повел всех по той стороне улицы, где стлалась тень.

Спящие дома, спящие улицы. Изредка слышится тявканье собак. Нигде ни души.

Луна осветила маленькие деревянные дома. Все они одинаковые, двухэтажные. На верхнем этаже - два крохотных зарешеченных оконца; решетки тоже деревянные. Это окна гаремов. Иной раз попадается и каменная постройка, а дальше опять бесконечные ряды деревянных лачуг.

Цыган на минуту остановился у какого-то дома и подал спутникам знак: стойте тихонько. В доме плакал ребенок. Стекол в окнах, конечно, не было, и ясно слышался мужской голос, а затем раздраженный окрик женщины:

- Замолчи! Хуняди идет![49]

Ребенок замолчал. Наши путники торопливо прошли мимо.

Еще не было полуночи, когда за каким-то поворотом перед ними вдруг засверкало звездное море.

Цыган снова прислушался.

- Сядем в лодку, - тихо сказал он, - если, конечно, раздобудем ее, и объедем Еди-кулу. Корчма стоит по ту сторону замка.

- Стало быть, турки и в Стамбуле пьют? - спросил Гергей с улыбкой.

- В этой корчме пьют и турки, - махнул рукой цыган. - Там есть отдельная комната, где они тайком выпивают.

Шаркези ходил по песчаному берегу, что-то отыскивая, наконец возле одной сваи нашел лодку. Лодка была до половины вытащена на берег, а может быть, отлив оставил ее на берегу.

Вдруг из-за угла, словно летучая мышь, выскочила женщина в коричневом платье и побежала по берегу к цыгану.