Сочинения в двух томах. Том I. Анналы. Малые произведения.

37. Тогда же Испания Дальняя, направив послов в сенат, обратилась к нему с ходатайством дозволить ей по примеру Азии возвести храм Тиберию и его матери. Цезарь, который вообще умел пренебрегать почестями, счел нужным воспользоваться этим случаем, чтобы ответить тем, кто порицал его, утверждая, будто он стал поддаваться тщеславию, и начал речь следующим образом. «Я знаю, отцы сенаторы, что многие хотели бы видеть во мне бо́льшую твердость, поскольку недавно я не отказал городам Азии, просившим о том же. Итак, я постараюсь объяснить мое молчаливое согласие в прошлом и то, что я решил делать в будущем. Так как божественный Август не воспретил воздвигнуть в Пергаме храм ему и городу Риму, то и я, для которого его слова и дела — закон, с тем большей готовностью последовал за предуказанным им образцом, что мой культ объединялся в тот раз с почитанием сената. Но если разрешение культа такого рода могло быть оправдано в единичном случае, то допустить, чтобы во всех провинциях поклонялись мне в образе божества, было бы величайшим самомнением и заносчивостью; да и культ Августа подвергнется умалению, если лесть предоставит равные почести и другим.

38. Что я смертен, отцы сенаторы, и несу человеческие обязанности, я вполне удовлетворен положением принцепса, я свидетельствую пред вами и хочу, чтоб об этом помнили также потомки; и они воздадут мне достаточно и более чем достаточно, если сочтут меня не опозорившим моих предков, заботившимся о ваших делах и ради общего блага не страшившимся навлекать на себя вражду. Это — храмы мне в ваших сердцах, это — прекраснейшие и долговечные мои изваяния. Ибо те, что создаются из камня, если благоволение оборачивается в потомках ненавистью, окружаются столь же презрительным равнодушием, как могильные плиты. Вот почему я молю союзников и граждан и самих богов, последних — чтобы они сохранили во мне до конца моей жизни уравновешенный и разбирающийся в законах божеских и человеческих разум, а первых — чтобы они, когда я уйду, удостоили похвалы и благожелательных воспоминаний мои дела и мое доброе имя». После этого он решительно отверг почитание подобного рода и так же отрицательно отзывался о нем в частных беседах. Одни объясняли его поведение скромностью, многие — робостью, некоторые — обыденностью его души. Ведь лучшие среди смертных всегда искали самого высокого: так, Геркулес и Либер[294] у греков, а у нас Квирин сопричислены к сонму богов; правильнее поступал Август, который также на это надеялся. Все остальное дано властителям в настоящем, и лишь к одному им должно неустанно стремиться — к благожелательной памяти о себе; ибо в презрении к доброму имени сокрыто презрение к добродетелям.

39. Между тем безмерно взысканный судьбою Сеян утратил благоразумие и подстрекаемый к тому же женской нетерпеливостью (Ливия настойчиво требовала, чтобы он вступил с нею в обещанный брак) составил письмо к Цезарю, — ибо тогда было в обычае сноситься с ним письменно и когда он пребывал в Риме. Содержание этого письма было таково. Вследствие благосклонности отца Тиберия Августа, а затем многократно им самим явленных ему, Сеяну, знаков расположения он привык обращаться со своими надеждами и желаниями сперва к принцепсам и только потом к богам. Никогда он не добивался для себя блеска сановных должностей; он предпочитает трудную службу воина, несущего стражу ради безопасности императора. И тем не менее ему оказан величайший почет, поскольку его признали достойным породниться с семьею Цезаря; это и заронило в него надежду. И так как он слышал, что Август, подумывая о замужестве дочери, намечал ей в мужья даже римских всадников, он просит, если для Ливии станут подыскивать мужа, иметь в виду друга, который не будет искать от такого родства иных выгод, кроме славы. Он не слагает с себя возложенных на него обязанностей и вполне довольствуется тем, что такой брак оградит его семью от враждебности Агриппины, да и к этому он стремится ради детей, ибо, сколько бы ему ни было дано жизни, для него будет достаточно и более чем достаточно, раз он прожил ее при таком принцепсе.