Сочинения. Воспоминания. Письма

– Ваша супруга, Артемий Петрович, уехали с сыном к полюбовнику своему на жительство, так и сказать приказала.

– Знаю.

Пришел Артемий Дернов в свою комнату, взял коробку спичек и стал зажигать одну за другой, и когда в коробке не осталось ни одной спички, Артемий Дернов сказал:

– Так сгорели мои гордые мысли. Теперь Артемий Дернов знает, что делать. Я знаю, почему жизнь купеческую не увековечивают. Неразумен я был и хотел богатством избавить людей от страданий. Не напиться жаждущему морской водой и не насытить жадность человеческую к золоту.

Когда описывали обстановку и припечатывали красными печатями, спокойно ходил Артемий Дернов и смотрел. Потом подошел и спросил;

– Все опечатали? Все вещи опечатали и в книги занесли?

– Да, все.

– Все стоит денег, самую маленькую вещь печатью припечатали, а меня-то забыли. Я никому не нужен. Бедняк из переселенцев, водовоз, создавший миллионное дело, купивший все эти вещи, теперь никому не нужен. За то, что жалел я людей последней жалостью. Так все слушайте мои слова. Собирайтесь, мои должники, все купцы собирайтесь, и я вам расскажу, почему люди не увековечивают вас. Я расскажу, почему люди не пишут ваших биографий. Я расскажу вам о большей ценности, чем золото. Я расскажу вам о любви, справедливости, а потом я расскажу вам о мысли человеческой, о задушевной вашей жадности к золоту, о мысли возвышенной, чистой, справедливой, старающейся вырваться из-под власти золота, Ах, как много я вам расскажу о прекрасных человеческих мыслях…

– Не позвать ли доктора? – сказал пристав.

Так окончилось банкротство Артемия Дернова.

1911–1914

Рассказ опубликован в «Омском вестнике» от 3 мая 1915 г. под названием «Банкротство Артемия Дернова». Г. Вяткин в рецензии 1928 г. говорит о произведениях, написанных в период 1911–1914 гг., среди которых упоминается и данный текст.

Приходы и расходы Степашки

– 31 245 пленных… 11 250 убитых… Третий экстренный выпуск… очень интересно… покупайте… три копейки…

Он шел в холодный вечер, маленький, жалкий, и прихрамывал. Я остановил его и спросил, сколько телеграмм он продает, сколько ему лет.

– Девять лет, десятый, а продаю всяко… когда двадцать телеграмм, когда пятьдесят.

И опять он пошел и закричал:

– 31 245 пленных.

Мне захотелось с ним поговорить, и я сказал:

– Сколько у тебя осталось?..

– Десять телеграмм…

– Так я все возьму… Куда ты тратишь деньги?..

– Деньги в копилку кладу… Потом матери лекарства покупаю… хворает она третий месяц, шестнадцать рублей издержали на лекарства. Хлеб покупаем… Отец в плену… Когда много в плен взято, тогда ничего… можно продать телеграмм пятьдесят. Рубль можно заработать, а мало убитых – ничего не заработаешь… А расходы большие… Хлеба на пятнадцать копеек, за квартиру три рубля, дрова пять рублей, лекарства восемь рублей, у меня все записано… Двадцать пять рублей в месяц зарабатываю – и не хватает… Как в прорву все идет, как вода сквозь пальцы… Вот надо подметки к сапогам пришить… Опять же без подметок никак не пойдешь – пальцы мерзнут… и так отморозил… хромаю.

– Как тебя зовут?

– Степашкой зовут…

– Ну, Степашка, как думаешь, войне скоро конец?

– Пусть воюют, а то войны не будет – дохода у меня не будет, мать умрет. Вот мать выздоровеет, тогда пусть кончается война. Да вот бы отец пришел из плена, а то я устал… Устал я, ноги болят.

– Бедняжка, – сказал я. – Бедняжка, Степашка.

И Степашка уронил телеграммы и начал кулачонком тереть глаза, потом заплакал и начал всхлипывать.

– О чем ты плачешь, Степашка?

– Так много людей, и никто меня не жалел, никто не спрашивал: какой у тебя, Степашка, расход, какой приход и сколько ты в копилку положил? Как же не плакать? Устал я зарабатывать, и пожалеть некому.

1911–1914

Г. Вяткин в рецензии 1928 г. говорит о произведениях, написанных в период 1911–1914 гг., среди которых упоминается и данный текст.

Непонятая песня

Тише, о жизни покончен вопрос,

Больше не нужно ни песен, ни слез.

На Первой западно-сибирской выставке в Омске, недалеко от красиво выстроенных павильонов, стояли юрты киргиз. Немногие заходили посмотреть эти юрты. Иногда из одной юрты выходил молодой киргиз с балалайкой, садился возле юрты и пел. Собирались киргизы из других юрт вокруг певца, а иногда подходили посетители выставки и, послушав две-три минуты непонятную, монотонную, заунывную песню, шли дальше. Я немного знаю киргизский язык: я дослушал его песню до конца. Вот содержание этой непонятой песни.