Сочинитель, жантийом и франт. Что он делал. Кем хотел быть. Каким он был среди друзей

Я познакомился с Марианом Николаевичем в 1956 году, тому уже минуло больше полувека. В тот год я поступил в только что открывшийся Институт восточных языков при МГУ, где выбрал вьетнамский язык. Уже не помню точно, когда у нас в аудитории появился молодой, с большими живыми и смеющимися глазами преподаватель – сразу с начала учебы или во втором семестре, но хорошо помню первые его слова: «Я буду преподавать у вас вьетнамскую литературу».

Внешне он очень напоминал поэтов Серебряного века – благодаря своей довольно экстравагантной по тем пуританским временам прическе. Но если судить по его манерам и особенно по характеру, что стало очевидно позднее, когда мы, студенты вьетнамской группы, познакомились с ним поближе, – это был типичный русский интеллигент, в самом лучшем смысле этого слова, я бы сказал, интеллигент чеховского типа. Он был необычайно мягок, как-то аристократически воспитан, обладал тонким чувством юмора.

Хотя разница в возрасте у нас с ним была небольшая – каких-то пять-шесть лет, но он не только с самого начала обращался к нам на «вы», но всю последующую жизнь упорно не хотел изменять этому правилу. Через много лет после окончания института у меня установились с Мариком – так его за глаза нежно называли все его близкие друзья – очень теплые, дружеские отношения. Однажды, когда он был у меня в гостях, я в порыве дружеских чувств, предложил ему выпить на брудершафт и перейти в общении на «ты». Он охотно согласился. Но вот через пару дней раздается звонок телефона, и я слышу в трубке тихий, всегда как бы виноватый, голос Марика: «Женя, вы не видели мою последнюю книгу, она только что вышла».

Марик был необыкновенно начитан. Особенно он любил произведения писателей-юмористов. Так, «Записки Пиквикского клуба» и «Трое в одной лодке» он знал практически наизусть и на занятиях часто «выдавал» нам целиком наиболее смешные пассажи из этих книг. Вроде бы совсем недавно закончив МГУ, он уже был известным переводчиком вьетнамской литературы. Среди первых его переводов особенно запомнились детская сказка «Приключения кузнечика Мена» очень популярного во Вьетнаме писателя То Хоая и реалистический роман Нгуен Хонга «Воровка». В этом романе изображен воровской мир вьетнамского портового города Хайфона времен французской колонизации. Марик рассказывал нам, что, будучи коренным одесситом, он досконально изучил одесский воровской жаргон, поэтому получилось так, что герои вьетнамского романа заговорили под его пером языком Бени Крика и одесских жиганов.

Так как наш институт открылся совсем недавно – в 1956 году (мы были первым набором и очень этим гордились), в нем на первых порах существовал всего один факультет – историко-филологический. Уже к концу первого курса студенты были обязаны выбрать свою основную специализацию – либо историю, либо филологию. Обаяние Марика как блестящего знатока и «пропагандиста» литературы стало такой могучей гирей на весах моего выбора, что я, не колеблясь, избрал филологию. Изучению вьетнамской литературы я посвятил несколько лет. И диплом защитил по литературе – анализировал творчество вьетнамской поэтессы XVIII века Хо Суан Хыонг. Ее весьма своеобразная поэзия, основанная на необычной эстетической системе откровенной двусмысленности каждого стихотворного образа, – явление уникальное не только во вьетнамской, но и в мировой литературе.

В 1958 году мне посчастливилось первым из нашей группы отправиться в далекий Вьетнам на учебу в Ханойский университет. Первый год учебы в этой экзотической стране пролетел как сказочный миг – все было необычайно романтично, интригующе, интересно. Особенно необычным, можно сказать, пронзительным стало постепенное осознание того невероятного факта, что ты уже можешь изложить свои мысли на этом труднейшем многотональном языке и понимаешь практически все, что тебе говорят вьетнамцы.

Настало долгожданное лето, и тут, к нашему разочарованию, Министерство высшего образования приняло решение не отправлять нас на каникулы на родину. В результате второй год обучения в Ханойском университете начался с заметным ощущением накопившейся ностальгии. И вдруг – о, чудо – я получаю нежданную весточку, что в Ханой в составе делегации писателей приезжает Марианн Николаевич. Целую неделю каждый вечер я проводил в доме для гостей Союза писателей Вьетнама на берегу живописного озера Хале в обществе любимого преподавателя, который к тому же был для меня живым олицетворением Москвы, МГУ, моих однокашников, по которым я скучал все сильнее. Понятно, что первые часы общения наши разговоры шли только об этом.