Читаем Сочинитель, жантийом и франт. Что он делал. Кем хотел быть. Каким он был среди друзей полностью

К моему общению с вьетнамскими коллегами Ткачёв подключил и моего кота. Происходило это еще в нашем доме на Малой Грузинской. У меня тогда жил примечательный черно-белый кот Василий, можно сказать, кот-полиглот, знавший слово «мясо» на трех языках: итальянском, французском и, уже никуда не денешься, русском. Кот не был равнодушен к спорту, смотрел по телевизору футбол и хоккей, а повышенный интерес у него вызывала сборная Финляндии, а если точно, ее хоккеист по фамилии Линамля, в конце слышалось нечто похожее на упоминание о мясе – когда комментатор произносил фамилию спортсмена, Василий, сидя перед телевизором, вскрикивал: мя-я! При строгой внешности, – его густые баки вызывали воспоминания о суровых адмиралах парусного флота, – Василий был котом чрезвычайно компанейским, когда ко мне приходили гости, он покидал излюбленное кресло, приходил к нам на кухню и усаживался на свободный стул. С Ткачёвым у него были особые приятельские отношения. Иногда Мариан Николаевич, сам гурман, приносил ему изысканный гостинец – сыррокфор, которому кот отдавал предпочтение даже перед мясом. Все эти достоинства Василия, обеспечили ему известность в некоторых литературных кругах. Производил он впечатление и на наших вьетнамских друзей, которых Ткачёв не раз приводил ко мне. И те, по возвращении на родину, рассказывали о своем знакомстве с московским котом Василием, что вызвало весьма забавные последствия. В один прекрасный день, а иначе его не назовешь, мне позвонили из Иностранной комиссии Союза писателей СССР, и звонившая дама (Ткачёв в те дни был в отъезде) обратилась с просьбой, заставившей меня поначалу онеметь: «К нам приехала делегация вьетнамских писателей, и те попросили включить в программу их пребывания в нашей стране посещение кота по кличке Василий». Не буду ли я против, спросила дама. Я взял на себя ответственность и от имени кота согласился принять делегацию. К нам приехали трое или четверо незнакомых мне вьетнамцев, они прошли в квартиру, к ним в свою очередь вышел из комнаты кот, он всегда встречал гостей, проверял, что за люди. Некоторое время Василий и писатели разглядывали друг друга, гости с почтением, кот со строгим любопытством. Я пригласил вьетнамских коллег к столу, но они, выполнив свою задачу, уехали – спешили на какое-то, уже не помню какое, но несомненно официальное мероприятие. А некоторое время спустя, Ткачёв расскажет, что То Хоай написал повесть для детей, героем которой стал мой кот Василий, и предложит ее совместно перевести для наших, русских, ребят. Конечно, он мог это сделать сам, но, видимо, полагал, что такая работа будет мне приятна. Я согласился, но и эта попытка нашего творческого сотрудничества почему-то осталась неосуществленной. А жаль!

Сейчас понятие «сражающийся Вьетнам» ушло из сознания многих наших соотечественников. Теперь на слуху вьетнамские гастарбайтеры, торговцы, общежития, где они обитают, и связанные с ними скандалы. Но тогда шла война северных вьетнамцев с американцами и поездка в сражающийся Вьетнам считалась почетной, проявлением солидарности и патриотизма, а у кое-кого из писателей вызывала чисто профессиональный интерес. И в Ханой отправлялись делегация за делегацией, как правило, состоящие из именитых литераторов. И почти каждую по долгу своей службы сопровождал Мариан Николаевич Ткачёв. Некоторые из этих поездок видимо носили парадный характер, а иногда и были рисковыми. Ткачёв не раз попадал под обстрел американских самолетов и бомбящих, ведущих охоту на машины, а то и просто идущих в поле людей.

Вьетнамские крестьяне, не имея возможности обзавестись стальной каской для защиты от пуль и бомбовых осколков, плели из соломы шлемы толщиной в два пальца, а может, и в три. Ткачёв подарил мне такой крестьянский шлем. Тот до сих пор висит на стене, рядом с моим письменным столом. И сейчас, когда я пишу эти строки он у меня перед глазами. Мариан Николаевич всегда возвращался из Вьетнама с обилием удивительных вещей: игрушек, старинных и современных, предметами давних эпох, рисунками вьетнамских мастеров, способными вместиться в сумку или чемодан. Его квартира стала своего рода музеем вьетнамского быта и культуры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии