Я ее за это абсолютно не осуждаю. Я с интересом читаю статьи. И все хорошо до момента, пока газета не становится на позиции Афанасьева. Но как только она на них становится, она… ну, как бы мягче сказать… ОНА НЕ ТОЛЬКО МЕНЯ СТАВИТ НА КАКОЙ-ТО ПОДИУМ. ОНА И СЕБЯ СТАВИТ НА ПОДИУМ. И ДАЖЕ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ СЕБЯ.
Потому что мне эту роль "врага свободы" навязывают не первый год и даже не первое десятилетие. Я как-то свыкся. Занял, так сказать, нишу. И давно по этому поводу высказываюсь открыто и без обиняков.
А вот куда попадает газета… Так это ни в сказке сказать, ни пером описать. Потому что в полицейском режиме, который описывает Афанасьев, полицейским является все – оппозиционная пресса, борьба за свободу. Это по определению так, дураков нет. Полицейские режимы прекрасно изучены. По этому поводу монографии написаны.
Как только полицейская (античеловеческая, видите ли) концепция Афанасьева берется на вооружение, то сразу оказывается, что публикующая эту концепцию газета (ее же не "Нью-Йорк таймс" публикует!) является тоже полицейской. И тогда начинают искать, чьей именно. Любознательные уже ищут. Опять же не "вааще", а в сегодняшнем стиле – "чисто конкретно". Хорошо если не найдут. Я буду рад за благородную газету. А если найдут?
Что именно найдут подобные любознательные – полностью зависит от их отваги и компетенции. Я же нашел в точности то, что искал. Я нашел за пошлой болтовней некий политический факт под названием "легкомыслие". Я показал, в чем содержание факта. И теперь мне нужно переходить к проблематизации этого содержания. Иначе зачем было обнаруживать и расковыривать этот самый не вполне аппетитный факт?
Часть 2. Легкомыслие как политическая проблема
Факт и проблема
Факт – легкомыслие. Содержание факта – криминализация мысли как таковой.
Но в чем проблема?
В том, что чем страшнее российская реальность, тем легкомысленнее формы ее осваивания российским обществом. То есть репрессивность криминализации мысли (а только мысль и способна преодолеть нарастающий ужас нашей реальности) – возрастает в прямой зависимости от степени этого ужаса.
Казалось бы, все должно происходить наоборот. Но если бы все происходило наоборот, никакой проблемы бы не было. Была бы очевидная закономерность. Ситуация стала хуже и сложнее. Запрос на мысль возрос. Этот запрос осуществлен. Дефицит восполнен. Ситуация стала улучшаться. Никакой загадки – то есть проблемы. Все по учебнику. Ну, Шумпетер там, или кто-то еще. Новые возможности в условиях кризиса…
Так ведь никакого Шумпетера! Ситуация ухудшается. Запрос на мысль снижается. Ситуация ухудшается еще больше. Запрос на мысль становится еще меньше.
Почему закономерность нарушена? Вот проблема, требующая решения. Эта проблема наполняется политическим содержанием только тогда, когда легкомыслие деформирует нечто вполне конкретное. Вот почему я предлагаю рассмотреть парадоксальную зависимость между фактами и мыслью, реальностью и типами ее освоения на конкретном примере. По возможности максимально актуальном. Может ли быть более актуальный пример, нежели характер обсуждения нынешнего основного кандидата на пост президента Российской Федерации Д.А.Медведева?
Серьезен ли этот пример? Да уж куда серьезнее!
Ведь ни у кого нет сомнения в том, что Д.А.Медведев – это основной кандидат. Но даже отсутствие сомнений по этому поводу не выводит обсуждение темы за рамки парадоксального легкомыслия.
Почему? Сформулировав проблему, давайте попытаемся разобраться. А разбираясь, вновь обратимся к истории.
Есть у этой проблемы традиция или нет?
Увы, есть. Как я уже напомнил, еще Хлестаков в "Ревизоре" говорил о себе: "Легкость в мыслях необыкновенная". Вряд ли кто-то может сомневаться в масштабности подобных гоголевских изречений, в их способности отражать и выражать вековечную беду Отечества нашего. Но одно дело глубокомысленно указывать на пророческое у Гоголя, а другое – раскрывать смысл пророчества. Ну, угадал Гоголь некий масштаб в этом самом отечественном легкомыслии. А что он, собственно угадал? В чем генезис явления? Какова его внутренняя структура?
Но это же замкнутый круг! Чтобы разбирать генезис явления и его внутреннюю структуру, нужно отказаться от легкомыслия. А как от него откажешься, если оно и есть "наше всё"? И все-таки, лишь только заговорив о серьезном (генезис, внутренняя структура), мы уже начинаем куда-то продвигаться. А точнее, удаляться от легкомыслия как такового (рис.1).
Мы, прежде всего, устанавливаем, что легкомыслие – это воинственное отрицание наличия в явлении чего-либо, кроме явления как такового (рис.2).
Легкомыслие – это воинственное отрицание наличия в явлении чего-либо, кроме явленного. Явление и есть явление, и ничего больше.
Концентрированным выражением легкомыслия является упорное нежелание общественной мысли вообще (именно вообще – то есть не только в России) переходить при обсуждении каких-либо явлений российской политики из режима "who is" в режим "what is" (рис.3).