Содержательное единство 2007-2011

Паутины – ноу-хау постмодернизма. И они эффективно работают против мысли вообще. А уж российскую мысль запутать совсем нетрудно… "Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад". Шутка… Но и не только шутка.

В интересующей меня семантической системе (которую, между прочим, нетрудно построить на основе самого строгого математического анализа) есть один фокус. Он выражается словосочетанием "НЕ НРАВИТСЯ" (рис.8).

Когда я слышу это самое "не нравится" из уст ученых вообще и политологов в частности, то меня начинает буквально трясти. Ведь это же ученые, а не барышни. И обсуждают они политическое явление, а не кавалера. Кавалер может нравиться или не нравиться. Политическое явление может быть раскрыто адекватным или неадекватным образом. И оно для ученого, по определению, находится по ту сторону этого самого "не нравится".

Для человека – пожалуйста! Рассуждай о "нравится – не нравится" сколько угодно, это твое право. Но если ты ученый, то ты должен раскрыть структуру явления, а не обсуждать, нравится ли оно тебе. А если ты политик, то ты должен чему-то противостоять и что-то поддерживать. Для того, чтобы противостоять или поддерживать, ты должен понимать. И уже это мешает тебе рассуждать с позиции "нравится – не нравится". То есть уравнивает тебя с учеными.

Но это не все. Ты же должен еще и влиять. А для этого надо в еще большей степени отказаться от функционирования сознания в режиме "барышни и кавалера". Где роль барышни играет уже не только гносеологический (познающий), но и телеологический (ставящий и решающий задачи) субъект. А роль кавалера – явление.

Предположим, что интересующее нас явление – это Дмитрий Анатольевич Медведев. И что вас, как муху, хотят запутать в семантическую паутину, фокусом которой является это самое "не нравится" (рис. 9).

Хочу ли я, чтобы он вам понравился? Может быть, Юрий Афанасьев прав, и все дело в том, что я вхожу в некий "сервис" данного кандидата, сервис власти вообще?.. А тому, по отношению к чему осуществляется сервис, нужно убедить какие-то круги в том, что Медведев должен нравиться.

Так этим занимаются пиарщики. И работают они с электоратом. Если сидящие здесь считают себя частью электората, они могут колебаться между "нравится" и "не нравится". А я в качестве пиарщика должен класть на весы их колебаний гирю собственной аргументации (рис. 10).

Но я-то хочу сделать совсем другое.

Я хочу в сознании собравшихся преобразовать ту матрицу, или семантическую паутину, в которой все зиждется на "нравится" и "не нравится". Я не гирю на чашу весов кладу, я подкапываюсь под всю конструкцию, под ее фундамент, так сказать (рис.11).

Не только как политолог и политик, но и как гражданин, я считаю, что это самое кокетливое "нравится – не нравится" не имеет никакого отношения к трагизму нынешней ситуации. Точнее, это отношение опять-таки сугубо парадоксально. Чем трагичнее ситуация, тем пошлее интеллектуальные экспликации. С чего бы это? Что это выражает?

Общество спектакля

В лучшем случае, она выражает собой перерождение общества как такового (то есть гражданского общества или его предшественника – традиционного общества) в общество нового типа. Потребительское общество, например. Может ли потребительское общество быть гражданским? Или в так называемое "общество спектакля". Где место осмысленной политической поддержки и даже подлинной политической страсти занимает комплекс шоу. А политик, умирая, превращается в шоумена.

Но и "общество спектакля" имеет разные градации. Ведь спектакль спектаклю рознь. Я и как театральный режиссер испытываю по отношению к этим "нравится – не нравится" очень тягостное чувство. Потому что есть особая категория актеров, укладывающаяся в это прокрустово ложе. Таких актеров называют "душка", "милашка". А это самое "нравится" превращается сразу же в "тащусь, балдею".

Я не собираюсь изымать все человеческое из политики. И понимаю, что политик – это еще и человек, и он должен вызывать комплекс человеческих чувств у избирателя. Но вызывать их он должен с помощью содержания. Конечно, если его физический облик вызывает психологическое отторжение, то это отрицательным образом сказывается на политических возможностях. Но, во-первых, речь идет о крайних физических деформациях типа тех, которые приписывали, например, королю Ричарду III. Мол, горбун и так далее. Теперь это вроде бы опровергают.

Но предположим, что это было бы так – и что? Шекспир описывает Ричарда III как крайнее проявление этой самой физической отрицательности и связанного с нею психологического отторжения. И тут же демонстрирует, как это из минуса превращается в плюс (знаменитый эпизод с тем, как Ричард обольщает Анну). В любом случае, Ричард был желанен английской элите и английскому народу ровно настолько, чтобы стать королем. Не был бы он желанен – он бы не стал.