Кабинет директора, к нашему удивлению, был открыт. Там мы застали облаченного в пижаму фабриканта. Это был хилый, заспанный, изрядно напуганный старец с наголо остриженной головой. Увидев нас с автоматами, он поднял руки вверх, прежде чем мы успели ему что-либо сказать, и поклонился. Мы рассматривали его с интересом, потому что в первый раз видели капиталиста в пижаме. А товарищ Мичев рассердился за этот его поклон, заставил его опустить руки и отдать нам ключи от сейфа.
— В соответствии с распоряжением правительства, — сказал товарищ Мичев, — сегодня мы национализируем ваше предприятие.
— Пожалуйста, господа, — сказал старец. — Я ждал вас… Вот ключи!
— Если бы ждал, так давно бы сам принес! — рассердился товарищ Мичев и выхватил ключи из его рук.
Старец хотел еще что-то сказать, но товарищ Мичев приказал Ивану Г. Иванову отвести его в соседнюю комнату и там произвести опись капиталов. А меж тем рабочие все прибывали и толпились в коридоре, чтобы увидеть, что происходит в кабинете директора.
— Зафиров, — обратился ко мне товарищ Мичев после того, как Иван Г. Иванов вышел с фабрикантом, — садись за стол и оформляй бумаги, у нас мало времени.
Сначала я подумал, что он шутит, но он подтолкнул меня автоматом к широкому креслу, на котором лежала кожаная подушечка старца, и продолжал:
— Не таращи глаза, Зафиров, а начинай управлять! Целый год ты мне все ныл, что мечтаешь о государственной службе… Вот тебе и государственная служба!
Рабочие вокруг засмеялись и начали подмигивать друг другу. Я сжимал ключи в руке и тонул в кресле.
— Но, товарищ Мичев…
— Без возражений, Зафиров!
Он махнул рукой и приказал остальным проводить его в большой цех, чтобы огласить там постановление правительства, которое читал нам накануне вечером у себя в кабинете и которое я не понял.
Так неожиданно для себя я остался среди незнакомых мне людей, и меня обуяла тоска по «Граово». По этой причине я написал заявление с просьбой освободить меня. Написал, что я болен, упомянул что-то о своем образовании. Однако в тот же день я получил свое заявление обратно. «Оставить без последствий» — было написано красным карандашом через весь лист наискось. Вначале я не понял, что означает это «без последствий», и попросил встречи с товарищем Мичевым, чтобы он мне объяснил подробнее. Однако он меня не принял. Сказал только:
— Сообщите Зафирову, что, если он будет продолжать хныкать, я приду и арестую его… Не буду церемониться. Ясно или нет? — И стукнул кулаком по столу. После этого я замолчал и решил не беспокоить его больше, потому что он действительно мог исполнить свою угрозу.
В суматохе
Однажды утром, было это часов в десять, когда я разносил почту, пребывая в хорошем настроении вследствие утренней гимнастики, которую мы проделывали во дворе почтового отделения, Иван Г. Иванов встретил меня на улице и строго сказал:
— Слушай, брат, приходи вечером в налоговое управление. Будем изучать «Капитал». Ты записан в мой кружок. Хватит понапрасну тратить время. Надо учиться… В шесть тридцать. Только без опозданий.
Я знал характер Ивана Г. Иванова, поэтому пришел в его канцелярию точно в назначенное время. Там уже было несколько человек, сидевших на разнокалиберных стульях за столами. В большой комнате с четырьмя письменными столами и этажерками, с кипами папок и других материалов было душно, так как зимой здесь редко открывали форточки из-за отсутствия угля и других отопительных материалов.
Иван Г. Иванов сидел за одним из столов и посматривал на часы каждый раз, как открывались двери, когда кто-либо из приглашенных входил запыхавшийся из-за крутых лестниц (в те времена о лифтах и других подобных удобствах мы даже и не мечтали). Я не был, само собой разумеется, последним, но и при моем появлении Иван Г. Иванов посмотрел на часы и пробубнил что-то себе под нос, чего я не расслышал. Потом он еще раз посмотрел на часы и велел запереть дверь на засов, чтобы больше никто не входил, так как пора было уже начинать занятия.
Я занял место за столом у окна и только тогда, когда Иван Г. Иванов открыл заседание, увидел, что рядом с ним сидит широкоплечий плотный человек, с усами, нависшими над губой, с высоким лбом, под которым играли черные глаза, смотревшие на нас строго и внимательно. Такого волевого лица мне не приходилось до сих пор видеть ни на нашей Экзарха Иосифа, ни в «Граово», ввиду чего любопытство мое выросло еще больше.
— Товарищи, — начал Иван Г. Иванов, поправляя манжеты своей белой рубашки, поскольку они высунулись больше, чем было положено, — открываю первое заседание нашего политкружка и призываю вас соблюдать строгую дисциплину.
Он подчеркнул значение партийного просвещения, процитировал чьи-то умные высказывания, после чего предоставил слово незнакомому лектору, который в этот момент вытащил из своего портфеля «Капитал».