Софийские рассказы

— Никакого смысла… Я ей высказал все, что думаю, и она начала плакать… А он стал ее утешать. Подошел к ней и погладил по волосам. Это, конечно, переполнило чашу моего терпения… Двинул я ему кулаком по морде и сказал, чтобы он не дотрагивался до нее. У него из носа хлынула кровь. Она достала платочек и стала ее вытирать. И тогда началось такое… Они бьют, и я бью…

— Кто они?

— Тюремщики… и надзиратели… А Бонка и адвокатишка сели в это время на скамейку в стороне, и она ему вытирала нос… Этого не могу ей простить!.. Компрометировать меня перед лицом врага! Как последняя негодяйка… Меня бьют, а она вытирает нос адвокату! А то, что меня бьют сапогами, это на нее никакого впечатления не производит… Его жалеет, а меня — нет! Ведь так это?

— Так!

— Вот, брат. Это невозможно стерпеть!

Вдруг он достал красную записную книжку, вынул оттуда фотографию и яростно порвал ее на моих глазах.

— Пусть катится к чертям! — взревел он. — Могу и без ее колечек прожить свою несчастную жизнь!

Я смотрел на бумажки, рассыпанные по полу, и молчал, потрясенный. Никто из нас не знал, что ожидает его, настолько изменчив и подл был мир, который нас окружал. Как бы в подтверждение моих мыслей бай Стоян встал и затоптал ногами разорванную фотокарточку той, которая годами утешала его своими колечками и глазами с раскосинкой, томными, с поволокой… Мне стало грустно и смешно. И не было сил утихомирить его гнев. Я только повторял: «Ты прав, ты прав!» — а потом и это перестал говорить, потому что мои слова не давали никакого результата и вообще не имели значения для боли, которая заставляла человека слепнуть.

На улице метались снежинки, бились в стекла закрытых окон и таяли. Бай Стоян продолжал рассказывать приглушенно, чтобы его не слышали другие. Он рисовал конец любви, которая ушла навсегда. Я старался его успокоить. Пытался вернуть ему надежду. Утешал, благими словами облегчал его душевную боль. Но у него была своя логика, своя точка зрения. И когда он мне задал вопрос: «А что бы ты сделал, если бы твоя Чочка так поступила?» — я просто не знал, что ему ответить. Моя Чио-Чио-сан?.. Конечно, и я бы, как и многие другие, заговорил бы о принципах, о классовой борьбе. И я ему ответил:

— Недостойной любви я предпочел бы партию!

Бай Стоян пожал мне руку:

— Спасибо, земляк! Именно это я и хотел услышать от тебя! Ты один меня понимаешь! Спасибо тебе! — Он глубоко вздохнул и надолго задумался. Потом вдруг вскочил: — Представляешь, она начала ему вытирать нос, а он уцепился за ее плечо. И тогда у меня потемнело в глазах. Что было потом, не помню. Они бьют, и я бью! В стороне стоит Бонка и плачет. Кого оплакивала, не знаю: то ли меня, то ли адвокатишку. Наверное, его, потому что продолжала вытирать своим беленьким платочком кровь, которая хлестала у него из носа. И тут я рванулся, чтобы его прибить, но меня крепко связали и отправили в карцер… Вот и все.

На улице темнело. Раздался сигнал к обеду. Мы вышли в коридор, чтобы взять еду. Вместе с нами вышел и бай Стоян, но он не дотронулся ни до хлеба, ни до еды. Стоял перед алюминиевой кружкой и думал. Потом поднял голову, подозрительно оглядел всех. Он, видно, понял: все уже знают, что Бонка ему изменила.

Хуже ничего не могло случиться. Одни ему сочувствовали, другие подмигивали. Нашлись и такие, которые прямо в глаза ему говорили: «Не подобает революционеру, политическому заключенному, хныкать из-за какой-то юбки! Порви с ней, и все!» Некоторые ему советовали: «Если бы я был на твоем месте, я бы зарезал ее, как козленка!» «Зачем? — возражали третьи. — Сидеть в тюрьме из-за какой-то падшей женщины?» Слова «падшая женщина» злили и нервировали бай Стояна. Он даже влепил пощечину одному товарищу, когда тот назвал Бонку так. Пришлось после этого собрать партийных и запретить им, да и беспартийным тоже, вести всякие разговоры о Бонке и Стояне.

Разговоры, конечно, утихли. Прекратились и подлые улыбочки и советы. Бай Стоян успокоился, но ненадолго. Однажды он сказал мне:

— Ты знаешь, вчера я харкал кровью! Туберкулез напомнил о себе.

— Это нехорошо.

— Когда-то у меня были каверны, я тебе говорил… Нужно сходить в больницу на рентген. Если меня не отпустят, поищу другой способ.