Софийские рассказы

Мы снова оказались во дворе, но на скамейку садиться не стали. Я, недовольный, направился к калитке, готовый прекратить этот торг. Лачка стоял в задумчивости. Потом вдруг догнал меня и схватил за руку:

— Знаешь что, мил-человек, другому я ее сдавать не буду, потому что ты мне симпатичен… А кроме того, тебя мне рекомендовали.

Я мрачно рассматривал частокол из подсолнухов.

— Мне можно подумать?

— Можно, но времени для раздумий почти не осталось…

Он проводил меня до грузовика, продолжая ласково смотреть на меня своими цыганскими глазами, время от времени почесывая усики. Только в кабине своего грузовика я почувствовал, что полностью избавился от его магического воздействия.

Выбравшись на главную улицу, я покатил к городу по берегу Марицы. Не успел я доехать до первого моста, как вдалеке увидел женщину, подававшую мне знаки рукой. Не в моих правилах бросать людей на дороге. И на этот раз я решил быть великодушным. Остановил грузовик и спросил в темноту:

— В город едете?

— До комбината.

— Садитесь.

Белая нежная рука быстро распахнула дверцу кабины. Я смотрел прямо перед собой, занятый мыслями о Лачке. Женщина проворно втиснулась в кабину и села справа от меня. Меня обдало запахом духов. Я повернулся, чтобы взглянуть на нее, но в полумраке не мог рассмотреть ее лицо. Показалось, что молодая. На меня она не смотрела. Открыла свою сумочку, вынула оттуда пудреницу и принялась припудривать лицо. Я искоса глянул на нее. Она, перестав пудриться, внезапно повернулась ко мне, и я почувствовал, как замерло ее дыхание.

Рядом со мной сидела бывшая моя жена, Виолета Вакафчиева.

10

Я крепко вцепился в руль, боясь, что, смущенный, выпущу его. Она тоже была смущена. Я слышал, как она беспокойно дышит, застигнутая врасплох неожиданной встречей. Тем более что ехали мы в одной кабине, и у нас не было возможности отодвинуться друг от друга.

Она сложила руки на сумочке и не смела пошевелиться. Мы оба ломали голову, как нам начать разговор. Машина гудела, и я отчетливо слышал все шумы в моторе. Он работал в полной исправности, Ярко светили фары, и белая поверхность шоссе хорошо просматривалась…

— Ты все еще в ведомственной? — неожиданно проронила она, мельком взглянув на меня, и будто пожалела о заданном вопросе.

— Да, там.

— Наверное, не очень приятно жить в гостинице?

— Почему… — неопределенно ответил я. — Приятно.

— Неудобно ведь.

— Нет. Мне удобно.

Она замолчала. Наверное, подумала: «Все такой же упрямый». И проговорила назидательным тоном, совсем как тогда, десять лет назад:

— Тебе нужно бы снять квартиру.

— Это тоже квартира.

— Слишком дорогая.

— Хорошие квартиры тоже недешево стоят. Цены заламывают какие хотят.

— Да, зато жить можно свободнее.

— Что значит свободнее?

Я ждал, что она меня осадит, как в прошлом. Так и произошло.

— Свободнее, — произнесла она язвительно, — это значит, что рядом с тобой не будет таких людей, как Евгений Масларский.

Мне стало жаль ее. Я понял, что ее мучает. Она снова, в который раз уже, была обманута. Я видел ее грустное лицо со следами пудры и румян. Возле губ ее легли морщинки, глаза казались усталыми. У меня появилось такое чувство, что передо мной сидит состарившийся ребенок. И мне стало больно за нее. Я решил не противоречить ей больше. Зачем подливать масла в огонь? Когда-то, когда мы были мужем и женой, ничего подобного со мной не случалось. И я понял, что стал добрее, а может быть, снисходительнее.

Какое-то время мы ехали молча. Потом я спросил ее, в этом ли районе она живет. Она ответила: «Да». Затем я спросил, не слишком ли сильны здесь зимние ветры. Она сказала, что зимой запахи со стороны комбината доносятся до квартала, только когда дует восточный ветер, но он, к счастью, бывает редко. От реки идет свежий воздух. Район этот перспективный. Буквально каждый день здесь появляются новые дома. В сущности, это положительная черта… Не так ли?..

Она продолжала расхваливать квартал — вдоль реки растут плакучие ивы, разбит сквер с розами, устроены беседки, теннисный корт и всякие другие уголки, например альпинариум. Меня так и подмывало спросить: а эдельвейсы? Однако я решил, что шутить не стоит, так как она была слишком серьезна. Она увлекала меня своим энтузиазмом.

— Да, у нашего квартала прекрасное будущее. Квартиры здесь чудесные.

— Я уже искал.

— Прекрасно. Где?

Я сказал ей о Лачке. Она пыталась его вспомнить, но это удалось ей только тогда, когда я объяснил, что речь идет о заведующем закусочной. Оказалось, что Виолета живет неподалеку от его дома. Каких-либо других подробностей она мне не сообщила. Я начал говорить о нем что-то хорошее, но она замолчала, и это меня озадачило.

— Лачка — человек трудолюбивый, — продолжал я. — Своими руками построил себе такой дом!.. Очень трудолюбивый.

— Да, — ответила она сухо, — этот твой трудолюбивый человек получил последнее предупреждение в связи с воровством в закусочной, где он работает.

— Неужели? Просто не верится!

— Почему же?.. Старается человек… как, впрочем, и все мошенники!