Софийские рассказы

И на меня сразу же повеяло его официантской природой. Не иначе как это мой знакомый по закусочной, где мы с железнодорожниками спорили из-за разбавленного вина. Мне даже стало приятно, что я вновь увидел его физиономию. Однако он сделал вид, что не узнал меня, снова повторил свое «Чем могу быть полезен?» и почесал мизинцем под носом. Я понял, что столкнулся с деловым человеком. Хозяин дома пригласил меня посидеть на скамейке и подождать, пока он закончит свое дело. Я сел и осмотрелся вокруг, пораженный яркими красками заката.

Домик был одноэтажный; окна хозяин изнутри закрыл газетами, чтобы не выгорала мебель. Чуть в стороне от домика виднелась пристройка с небольшой водопроводной колонкой — чешмой. Позади чешмы на грядках росли бобы, чеснок, огурцы, редиска… Часть территории была отгорожена проволочной сеткой, за ней пищали цыплята. Их писк взволновал меня до слез. Потянуло к земле. Это и понятно — ведь я же крестьянин.

Будущий мой хозяин вымыл под краном руки. Он, конечно, меня узнал, но решил притвориться, что не помнит происшествия в своей закусочной. Однако на меня смотрел с подозрением. Я понимал, что только высокая плата за квартиру может его успокоить.

Он сел рядом со мной на скамейку, и начался деловой разговор. Да, ему все известно. С жильем сейчас всюду плохо. Люди готовы заплатить любую цену, главное — была бы крыша над головой. Сам он истратил уйму денег, прежде чем построить этот одноэтажный домик. Один только цемент сколько ему стоил… К тому же еще его нигде не купишь… Он вдруг разговорился, и я живо представил себе его жизнь… София, год 1941, 1942, 1943-й… Бывал ли я в Софии? Еще бы! София мне как родной город. Могу часами говорить о ней.

Он оживился, разволновался.

— Прошу прощения! — воскликнул он. — В Софии я был официантом. Ресторан «Болгария». Получал три тысчонки и десять процентов от выручки. А если прибавить к этому еще и чаевые, которые тогда не были запрещены, вот тебе и зарплата!

— Да, вы правы…

— В то время мне и удалось скопить деньжат. Однако меня мобилизовали и направили на турецкую границу, потом перебросили в другое место. Во время этих скитаний и растаяли мои сбережения.

— Понимаю…

— После войны — снова борьба… Это мои цыплята. Я их месяц назад купил. Инкубаторские. Взял сорок две штуки — одного дети придавили, два сами сдохли, а два исчезли бесследно, думаю, ласка их утащила. Недавно она и во дворе соседей объявлялась. Так что осталось вот тридцать семь штук… Рыжие на откорм, а белые для яиц. А курятник хочешь посмотреть? У меня десять леггорнов. Яйца несут — что горох сыплют.

— Доходное дело.

— Я заведую закусочной, но там все нормировано, учтено… А Гюзелев на чем погорел?

— Какой Гюзелев? — удивился я.

— Да ты же в его ведомственной гостинице живешь! — воскликнул он. — Весь город о Гюзелеве говорит.

— Может быть, вы его с Масларским путаете?

— Да нет же, Гюзелев!.. Директор гостиницы! Гном.

— Да-да, — вздохнул я, — вспомнил. Наверное, его оклеветали.

— В наше время таких вещей не делают.

— Почему не делают?

— После этих перемен в партии…

— А вы с ним знакомы?

— Я с подобными людьми не знаюсь!

— Почему же?

— У меня свои правила в жизни. Я домосед. Не люблю разгульной жизни и прочих подобных вещей…

Цыплята продолжали пищать. Мой собеседник кого-то позвал, и из пристройки вышла полная женщина с тазом в руках. В нем была смешанная с отрубями нарезанная лебеда. Женщина шла как сонная. Ноги у нее отекли, и вообще вся она была какая-то опухшая.

— Это моя супруга, — сказал он. — Ганка, посыпь им, пусть угомонятся, а то все уши мне пропищали… Правда, сильно пищат?.. Да, Гюзелев в прошлом году навязал мне две бочки брынзы, я их еле продал. Но в этом году ему уже не удалось… Я человек честный и терпеть не могу жульничества… Видеть не могу.

— Кого? Гюзелева?

— Нет, брынзу.

Мы замолчали. Я решил перевести разговор на другую тему. Посмотрел на его дом и сказал, что дом мне очень нравится.

— Скромный, — сказал он.

— Почему скромный?

— Такие типы, как Гюзелев, мне страшно мешают. Я постоянно настороже. Вчера вот опять устроили у меня ревизию. Не дают человеку спокойно жить и заниматься своим делом. Сегодня у меня выходной, вот надумал площадку закончить.

— А кто с вами живет?

— Жена да двое сыновей, уже в строительном техникуме учатся. Один отличник. Да, заботы, заботы… Что ж, клубок распутывается. И наши люди в замешательстве. Гюзелева посадить надо. Когда его дело будет рассматриваться?

— Этого никто не знает.

— Жалко.

— Почему же?

— Нет смысла тянуть.

— Может быть, сеть широкая? Пока ее распутают…

— Какая сеть?

— Спекулянтская.

— В наше время спекулянтов нет. А если и есть, то это редкость.