Софийские рассказы

Он постучал в нашу дверь и вошел. Мы в это время сидели у стола, играли в карты с Мекишевым, а сын мой записывал результаты. Жена моя, как всегда, хлопотала на кухне. Вот в таком положении и застал нас Иван Г. Иванов.

— Это же буржуазная игра, товарищи!.. Вместо того чтобы послушать музыку или какую-нибудь беседу по радио, вы играете в карты.

Я бросил карты на стол и извинился.

— Вы провели агитбеседу с соседями? — продолжал он. — Организовали хоть одно совместное обсуждение важной проблемы? А картины у тебя, Мекишев, готовы?

— Нет рамок.

— О рамках не твоя забота. Я их заказал… А как Радка, готова или все еще нет? — обратился он ко мне.

— Еще нет, — раздался из кухни голос моей жены.

Иван Г. Иванов посмотрел на меня озадаченно, потому что не ожидал такого ответа, который его и рассердил, и смутил.

— Как это понимать, брат? — спросил он меня на манер товарища Мичева, как в последнее время говорил и я сам. — Это оппозиция или как?

В это время из кухни вышла моя жена с ножом, который блестел в ее руке.

— Я не готова и никогда не буду готова! — сказала она, остановившись перед самым носом Ивана Г. Иванова. Это был высокий худой человек, бывший, как вы знаете, портной. Одет он был в идеально отглаженные брюки в клеточку и возвышался над нами как жердь со своим горбатым носом и усиками.

— Ты это серьезно?

— Вполне серьезно.

— Подтверди письменно, — продолжал он, открывая свой портфель. — И чтобы не было тебе грустно, когда ты завтра пойдешь в комиссариат за продовольственными карточками…

— Значит, угрожаешь? — занервничала жена.

— Да, угрожаю, — ответил Иван Г. Иванов и, закрыв свой портфель, направился к двери.

Жена моя кинулась ему вслед, но он весьма ловко ускользнул, мелькнув в дверном проеме. Итак, он не позволил ей оставить за собой последнее слово, как она это всегда любила. Может быть, поэтому она, сгорая от амбиций, и набросилась на нас, начала ругать крестьян, говоря, что они, мол, лодыри, дармоеды, и при этом, не переставая, в возбуждении ходила взад-вперед по комнате.

— А кто мне будет помогать по дому? — кричала она.

Я притаился за кушеткой в полутьме, сын мой уткнулся в алгебру, а Мекишев убежал в клуб, чтобы развеяться, как он выразился, на воле. Наступила могильная тишина.

На следующий день перед почтовым отделением нас ждал грузовик с двумя знаменами и одним плакатом. Мы с Мекишевым, несмотря ни на что, явились в назначенный час. Даже Иван Г. Иванов отметил нашу точность, поздоровавшись с каждым из нас в отдельности за руку, и, видимо, из деликатности не обмолвился ни словом о моей жене. Мы были очень довольны, хотя и не выспались.

Грузовик взял курс на Дервеницу, откуда должно было начаться сближение. У меня сохранились неприятные воспоминания об этом селе, потому что, как вы знаете, в окрестностях этого села я и попробовал стрелять. И сейчас, когда мы проезжали мимо старой груши, которую я избрал как мишень, меня прошиб пот от смущения и неловкости. Я, конечно, ничего не сказал Мекишеву об этом неприятном в моей жизни происшествии, которое и по сей день камнем лежит у меня на душе. Обронил только:

— Ужасно отстал шопский край, брат. Надо помогать.

— Для этого мы и выехали сюда, — сказал Мекишев, придерживая свой деревянный сундучок с красками, сложенными в нем. — Надо покончить со следами прошлого.

— Да, это правильно.

Пока мы обсуждали эти вопросы, грузовик незаметно прибыл в село и остановился на площади. К нашему удивлению, там уже находились еще две городские бригады. Мы немедленно тоже включились в работу, чтобы максимально продемонстрировать свое умение. Двое цыган занялись ковкой крестьянских коней, оставшихся без подков почти с конца второй мировой войны, которая принесла столько страданий народам. Портнихи занялись рубашками и прочей одеждой обносившегося населения, а лудильщик, приехавший тоже со всеми своими инструментами, начал чистить и паять позеленевшую и облупившуюся домашнюю посуду, из-за чего резко запахло нашатырем. Одним словом, площадь стала похожа на шумную ярмарку. Лаяли собаки, летали над плетнями и кудахтали без умолку куры; ребятня толпилась вокруг и глазела, раскрыв рты. А в это время их отцы и матери, не переставая, таскали разный утиль, чтобы мы его согласно указаниям чинили. Конечно, кое-кто из них и переборщил, как, например, один сторож, который прятался у себя дома, пока бригада подметала его двор… Пестрый мир! Все, как видите, упирается в сознание!