/soft/total/

Точно такой же, – теперь спокойствие излучал ПалСаныч. – И знаешь, что меня изменило? Маша сняла с меня капельку греха. Всего лишь глоток невинности – и я вдруг понял, что все мое досье – чистый бред. Что нет никакой вины; что я ни в чем не виновен – ни перед собой, ни перед людьми. Свободен и невиновен…

Красиво излагаешь! – вставил КуДзу, заполняя паузу.

А сегодня мы можем освободить всех! Весь регион одним ударом, – закончил ПалСаныч, стараясь уберечь интонацию от излишнего пафоса.

Ага, а завтра все освобожденные вновь побегут менять свободу на пряники! – язвительно бросил Кодер.

Все? Ты уверен, что все?

Кодер не ответил, но все было ясно и без того. Он не был уверен. Я прав, – подумал ПалСаныч, – но дело решило совсем не это. Победил специалист по словам. Комитет не ошибся. Хотя, был бы я неправ – вряд ли я смог бы убедить Кодера.

31

ПалСанычу снилось, что он читает лекцию в универе. Несколько десятков студентов с незапоминающимися лицами смотрели ему в рот, а он вещал с кафедры:

Жизнь мужчины чрезвычайно коротка. Но он должен успеть сделать три вещи: отладить код, совершить преступление и сочинить свою версию «Мурки».

Зачем? – спросил откуда-то с задних рядов голос, похожий на Машин.

Как зачем? – ПалСаныч поразился непониманию очевидного. – Чтобы оправдать свою жизнь.

А что должна сделать женщина? – снова спросил тот же голос.

Ничего. У женщины нет оправданий.

ПалСаныч проснулся, мокрый от пота; сердце бешено колотило в ребра. Он откинул одеяло и лежал, не открывая глаз, стараясь удержать ускользающее воспоминание. – Что за бред, какое оправдание, зачем? Женщине не нужны никакие оправдания. Дети нужны, а оправдания излишни. Дети – единственный разумный ответ на вопрос о смысле жизни. А у меня даже детей нет, хотя по возрасту мне пора уже внуков в школу провожать. И у Маши нет. Или есть? У нее идеальная грудь и упругая вагина нерожавшей женщины; но это еще ни о чем не говорит. Могло быть кесарево, шрамы уже научились делать совершенно незаметными. И с вагинопластикой последние годы что-то мудрили, как раз на предмет упругости влагалища. Как это ни дико, но все мои ощущения могли быть искусственными.

Что я вообще о ней знаю? Сколько ей лет? Я всегда считал, что где-то около двадцати пяти; но если она из Администрации, гуманитарное образование может быть только вторым, и диссер тоже второй. Значит ей уже за тридцать – надо же, никогда бы не подумал.

Она действительно натуральная блондинка? И светло-янтарный – это настоящий цвет ее глаз? Я не знаю даже этого. С первой же встречи она была воплощением моего идеала, все мои вкусы и предпочтения сошлись в ней, как в фокусе. Видимо, все так и было задумано. Но какая она на самом деле?

Кто для нее Антон и сколько у нее таких Антонов? А может, она давно замужем? И дома ее ждет пара очаровательных ребятишек? Почему-то никогда не спрашивал ее об этом. С Машей я всегда чувствовал такую полноту бытия, что даже в голову не приходило, что для нее это могло быть всего лишь частным фрагментом жизни.

Она притворялась все это время. Или не притворялась? Если Маша из Комитета, а все говорит именно за это, она должна быть прекрасно подготовлена. Великолепный человеческий материал – генетический отбор и постоянная тренировка. Она могла и не имитировать оргазм и желание, но действительно испытывать все это. Искренне верить в то, что делала и говорила. Их к этому готовят. А если Маша верила…

ПалСаныч понял, что он вновь попадает в ту же самую ловушку; о чем бы он ни думал в последнее время, он неизменно приходил к одному. Он всеми возможными путями пытался представить Машу жертвой, такой же, как и он сам. Но Маша никоим образом не жертва, она хищница. Она – элита, как ни пафосно это звучит. А он – нет. Это различие глубже, чем расовое или половое. Они действительно люди разных пород. Маша входила в элиту по рождению и воспитанию; она убила бы, не задумываясь – если бы решила, что это необходимо. Никто не любит Администрацию; это естественно. Но расхожее мнение, что элита примитивна и не способна к рефлексии, в корне неверно. Еще как способна! Но она способна еще и действовать – и отключать рефлексию на время действия. А он к этому органически не готов, как и все его друзья. Поэтому он никогда не смог бы перешагнуть через Машу. А она через него? – нелепый вопрос.

Возможно, она и могла в него влюбиться – как в Героя, человека судьбы. Архетипы все еще практически всемогущи. Но в этом измерении она сама становилась Невестой, а это сразу же ставило ее перед выбором – помогать Герою низвергнуть Отца или помогать Отцу уничтожить Героя. И в ее выборе не было никаких сомнений.

Черт возьми, о чем я только думаю! – оборвал себя ПалСаныч. Время было против него; надо было не думать, а действовать. Но до подъема оставалось еще часа полтора, и он продолжал думать, думать об одном и том же.

32

Вечером Кодер отдал ПалСанычу Макс.

Пользуйся, мне он больше не нужен.

И как? Все расшифровал?

Да. И в основном разобрался с кодом. Нам не просто открыли вход, но еще и постелили ковровую дорожку.