Согласие. Мне было 14, а ему – намного больше

Ласковым голосом он начал хвалиться своим опытом и мастерством, с которыми лишал девственности очень юных девушек, ни разу не причинив им боли. Даже уверял, что они на всю жизнь сохранили об этом теплые воспоминания. Им же так повезло, что они столкнулись именно с ним, а не с кем-то другим, вроде тех брутальных, совершенно бестактных типов, которые бесцеремонно пригвоздили бы их к матрасу, навсегда оставив на этом неповторимом моменте отпечаток бесконечного разочарования.

Увы, но в моем случае пробиться внутрь оказалось невозможно. Мои бедра рефлекторно сжимались. Я вскрикивала от боли даже до того, как он ко мне прикасался. Но в то же время я мечтала только об одном. Под влиянием смеси отваги и наивности я внутренне уже решилась поддаться неизбежности: Г. станет моим первым мужчиной. И я лежала здесь, на его кровати, именно поэтому. Так почему же мое тело сопротивляется? Откуда этот неудержимый страх? Г. не растерялся. Я услышала его голос, нашептывающий мне ободряющие слова:

– Не страшно. Ты знаешь, пока что мы можем сделать по-другому.

Подобно тому, как нужно осенить себя святой водой, прежде чем переступить порог церкви, овладеть телом и душой юной девушки можно, лишь обладая неким чувством сакральности происходящего, иными словами, исполняя определенный непреложный ритуал. У анального секса есть свои правила, к нему готовятся неспешно, старательно.

Г. перевернул меня лицом вниз, принялся облизывать каждый кусочек моего тела: затылок, плечи, спину, поясницу, ягодицы. Я будто утратила связь с этим миром. И в тот момент, когда его ненасытный язык проник в меня, мой разум отключился.

Вот так я потеряла частицу своей девственности. «Как мальчишка», – прошептал он мне.

* * *

Я влюблена и чувствую себя любимой как никогда раньше. И этого достаточно, чтобы сгладить любую шероховатость, пресечь малейший критический взгляд на наши отношения.

Первое время после того, как я побывала в постели Г., меня впечатляли две вещи: видеть его писающим стоя и бреющимся. Словно эти действия впервые в жизни появились в мире, так долго ограниченном исключительно женскими ритуалами.

Открывшееся мне в объятиях Г., этот доселе непостижимый пласт взрослой сексуальности, стало для меня сродни открытию новых земель. Я исследовала тело мужчины с усердием прилежной ученицы, с благодарностью усваивала полученные знания и уделяла много внимания практическим занятиям. Чувствовала себя избранной.

Г. признался мне, что действительно до сих пор вел разгульный образ жизни, о чем свидетельствовали некоторые из его книг. На коленях, с глазами, полными слез, он пообещал порвать со всеми любовницами, шептал, что никогда в жизни не был так счастлив, наша встреча – это чудо, истинный дар богов.

Поначалу Г. водил меня в музеи, иногда в театр, дарил пластинки, советовал, какие книги почитать. Сколько часов мы провели вместе, гуляя по аллеям Люксембургского сада, рука в руке, слоняясь по улицам Парижа и не обращая внимания на вопросительные, подозрительные, неодобрительные, порой полные неприкрытой ненависти взгляды прохожих, попадавшихся нам на пути?

Я не припомню, чтобы родители приходили забирать меня из школы в том возрасте, когда ты с таким неповторимым волнением ждешь, что вот-вот дверь откроется и покажется любимое лицо одного из них. Мать всегда допоздна работала. С уроков я возвращалась одна. Отец даже не знал названия улицы, на которой я училась.

Но теперь Г. почти каждый день дежурил рядом со входом в мой коллеж. Ну не совсем рядом, в нескольких метрах, на маленькой площадке в конце улицы. Он вставал так, что за шумной толпой подростков я сразу же замечала его вытянутый силуэт, весной неизменно облаченный в рубашку-сафари в колониальном стиле, зимой – в пальто, напоминавшее шинель русских офицеров времен Второй мировой войны, длинное, с золотыми пуговицами. Летом и зимой он носил солнечные очки, которые должны были сделать его неузнаваемым.

Наша любовь запретна. Осуждаема добропорядочными людьми. Я знала это, потому что он постоянно мне об этом твердил. Поэтому я не могла о ней никому рассказать. Нужно быть осторожной. Но почему? Почему, ведь я его люблю, и он меня тоже?

А его очки, так ли они скрывают лицо?

* * *

Каждый раз после любовных утех, во время которых Г. словно пытался утолить моим телом ненасытный голод, когда мы оставались в тишине его квартиры-студии среди головокружительного количества книг, он укачивал меня, как младенца, запустив руку в мои взъерошенные волосы, называл «мое милое дитя», «моя прекрасная школьница» и неспешно рассказывал долгую историю запретной любви, когда-то вспыхивавшей между юными девушками и зрелыми мужчинами.

Теперь у меня появился уникальный учитель, всецело преданный делу моего образования. Объем его познаний потрясал, мое восхищение им от этого только росло. Даже несмотря на то, что уроки, которые я от него получала по возвращении из коллежа, всегда были очень узконаправленными.