Согласие. Мне было 14, а ему – намного больше

Прежде чем начать работать на этого издателя, я проверила, не был ли переподписан договор на переиздание этой книги: не был, но я не знала почему. Мне нравится думать, что по нравственным причинам. В действительности же причины могли быть более прозаическими: уменьшение количества любителей подобного жанра или их нежелание раскрывать себя.

К сожалению, Г. продолжал активно публиковаться практически во всех издательских домах Парижа. Поэтому спустя более чем тридцать лет после нашего знакомства он снова и снова имел возможность удостовериться, что его воздействие на меня не ослабевает. Не знаю, как ему удалось разыскать меня, увы, литературный мир тесен, и слухи в нем распространяются очень быстро. Долго искать не пришлось. Однажды утром я пришла в офис и обнаружила у себя в электронной почте длинное неловкое письмо директрисы издательского дома, в котором я работала. Уже несколько недель Г. буквально преследовал ее, забрасывая сообщениями и умоляя сыграть роль посредника между ним и мной.

«Мне очень жаль, В. Я долго пыталась сдерживать ситуацию, чтобы оградить вас от этой истории. Но поскольку все попытки его урезонить провалились, я наконец приняла решение рассказать вам об этом и переслать его письма», – написала она.

В этих письмах, которые я читала, дрожа от стыда, Г. освещал события нашей истории, глубоко вдаваясь в подробности (на случай, если она была не в курсе происходящего и будто бы это касалось ее лично). Он не только совершил недопустимое вмешательство в мою личною жизнь, но еще и избрал для этого приторный и печальный тон. Притворившись, что буквально находится на смертном одре, он пытался вызвать в ней жалость и среди прочего вздора писал, что его самое заветное желание – увидеть меня. Будучи тяжело больным, он не мог с миром покинуть эту землю, пока снова не увидит моего дорогого его сердцу лица, ля-ля-ля… Умирающим не отказывают, ля-ля-ля… Поэтому, заклинал ее он, она должна любой ценой передать мне его послания. Только при таком раскладе потакание его прихотям имело смысл.

Далее он сокрушался, что за неимением моего личного адреса вынужден писать на рабочий. Апогей! Еще лицемерно выразил удивление, что я так и не ответила на его письмо (на самом деле больше чем одно), которое он отправил мне по почте некоторое время назад, и предположил, что это связано с нашим недавним переездом.

На самом деле я неоднократно находила на своем рабочем столе письма Г. и регулярно выбрасывала их в мусорную корзину, не читая. Чтобы заставить меня открыть хотя бы одно, он однажды даже попросил кого-то другого подписать конверт, так я не смогла бы узнать его почерк. В любом случае содержание всех этих писем не изменилось за тридцать лет: мое молчание оставалось для него загадкой. Ведь я совершенно определенно должна была сгорать от сожалений при мысли о том, что разрушила столь возвышенный союз и заставила его самого так страдать! Он никогда не простит меня за то, что я его оставила. Ему не за что извиняться. Виновата во всем только я, виновата в том, что покончила с самой красивой историей любви, какую только могли пережить мужчина и девочка-подросток. Но что бы я ни говорила, я есть и останусь навечно его, потому что наша безумная страсть никогда не померкнет в ночи благодаря его книгам.

Мне бросилась в глаза фраза, которую Г. написал в ответ на решительный отказ моей коллеги, литературного директора, выступить в его защиту: «Нет, я никогда не стану частью прошлого В., а она моего».

И снова затаенный гнев, ярость и бессилие.

Он никогда не оставит меня в покое.

Сидя перед экраном своего компьютера, я зарыдала.

* * *

В 2013 году Г. с триумфом вернулся на литературную сцену, которая не слишком им интересовалась пару десятков лет. Ему вручили престижную премию Ренодо за новое эссе. Уважаемые мной люди не стеснялись публично, с телевизионных площадок, восхвалять неоспоримый талант этого великого деятеля литературы. Пусть так. Конкретно в этом нет сомнений, это правда. Мой личный опыт не позволял мне объективно оценивать его творчество, которое не вызывало у меня ничего, кроме отвращения. Однако что касается его произведений, хотелось бы, чтобы в первую очередь были услышаны критические замечания, поступавшие последние двадцать лет в адрес его неблаговидных поступков и идей, которые он отстаивал в некоторых своих книгах.

Во время вручения этой премии вспыхнула полемика, увы, очень сдержанная. Всего лишь несколько журналистов (по большей части молодых, принадлежащих не к его и даже не к моему поколению) выступили против присуждения ему этого почетного звания. А Г. в своей речи, произнесенной во время вручения премии, высказал убежденность в том, что она венчает не только одну из его книг, но и весь ансамбль его творческого наследия, что было неправдой.