Соитие

Мне сообщалось о горе и счастьи,
письма читал я за воблой и щами,

рядом присутствовала колбаса.
Ну, а потом я ответы писал.

В них, незабвенных, сияло желанье,
чистое, словно в зажаренной Жанне,

мокрое, словно бордовый тампон,
скользкое, словно дрочимый тромбон.

* * *

Забавно дев сопротивленье.
А я сражаюсь против лени

сопротивленье подавить
я жаждой плоти плодовит!

Сначала ноги сжаты плотно,
потом в объятьи тесном, потном,

они расходятся, как в браке
муж и жена, устав от драки.

Они расходятся с разбега,
и зарожденье человека

ознаменуется потом
кровями, водами — потоп.

Я в нём плыву, подобно Ною,
от одиночества не ною.

* * *

Я разбудил в тебе зверюшку,
во мне же зверь не засыпал,
ты искусала всю подушку,
пока оргазм я зазывал.

Ты завывала. Прозевала,
что ночь прошла, в которой мы
сошлись у книжного развала,
как у развалин той тюрьмы,

где нас в неволе разводили.
Потом в суде нас разводили.

* * *

В тебя проскользнуть и скользить,
пока не забудется сколько
пришлось прямоты исказить,
чтоб стало не сухо, а скользко.

Одежда прозрачна для глаз
моих, и с поличным — приличья,
чем кончится, знаю, рассказ,
мораль измордована притчей.

Тебя я увидел насквозь,
вот матка, а вот яйцеклетка
созрела всегда на авось
глядишь, и закапает с ветки

ведь жарко, весна потекла,
и все скоротечно любили
одежду вина, из стекла,
всю выпив, бездумно разбили.

Губам без помады зардеть,
ногам баснословно разжаться.
Мужчине от страсти твердеть,
а женщине в ней разжижаться.

* * *

Между ног, между губ, между стенок
вот где хуй проводил бы свой век,
чтоб не мучиться мелкостью темок,
что себе навязал человек.

Что наука? Что даже искусство,
коль горит предо мною пизда,
от которой становится вкусно,
и понятно, что жизнь — неспроста.

* * *

Жаль, если женщина хочет прервать
мой неизменно восторженный вопль
лишь потому, что мой Тибр и Евфрат
рай окружают, в который притопал

я, столько вех миновав и девах,
всех возлюбя и любовь ненавидя
лишь потому, что я, щедрый в дарах,
славу свою сквозь толпу ясновидел.

Женщины вяли, морщинились, шли
в старость, которой не знал и не ведал,
в прошлое, в коем лишь жидкие щи,
вещие сны да скончание света.

Новые женщины с кожей, как фрукт,
мясо-молочные, с центром капустным
самозабвенно по-старому врут
чтоб им во чреве до времени пусто.

* * *

Две женщины любви изъяты из мечтаний,
богинями они казались издали.
Но вот издал я крик в издательстве желаний
и ягоду прыща в объятьях раздавил.

Одна предстала мне юродивой табачной,
другая оказалась вестницей дерьма.
Эффект лица к лицу, привычный и типичный,
ударил по лицу, разрушив закрома