Соитие

ума, которым я тщеславился, храбрился,
а был он, как всегда, подвержен той мечте,
что шла от Бога, а не от каприза,
которая оттащит от карниза,
под коим лев с ручищей на мяче.

* * *

Все они, лишь под хмельком кончающие,
с комплексами, глупостью и фобиями,
женские свои права качающие,
производных не своих любя, а опиума.

Все они, влюбленные в вибраторы,
а себя секретно ненавидящие,
возомнившие себя ораторами,
вякающие идейки нищие.

Сколько развелось их, недоёбанных,
истеричных, злых, с намеком подленьким.
Жаль гарем, где подавали подданных,
поддававших верно задом потненьким.

* * *

Царь природы размножался в неволе,
царь зверей же не хотел — оскорблялся.
Первый — строем проходил под конвоем,
а второй — от клетки обособлялся.

Хоть на царство их и не выбирали,
царь природы сторонился законов
вырождаясь в клетке и умирая,
но хоть с музыкой плодящихся стонов.

* * *

О порнография — прекрасная графа
в анкете для измученных мечтаний,
которых наняла на труд строфа,
без оговорок и без замечаний.

Графа лишь истиной заполнена была,
что и до гласности, до рождества Христова
всегда горела, никогда — дотла,
для всех была желанная обнова.

Но вдруг везде возникли лекаря
души, они же инженеры. Вторгшись ранью,
они мечту сажали в лагеря,
пытали ложью, холодом, моралью.

Когда же выплыл реабилитанс
и сексуальных революций крови,
мы пересели в старый тарантас
и затряслись по направленью к нови.

* * *

Мне грустно оттого, что вазелин тебе
необходим, поскольку ты шершава.
Мой скипетр у тебя в руке, у пальчиков в гурьбе,
в моей руке пизда, как царская держава.

Я чувствую себя владыкою чудес
поскольку ты была мужчиною недавно.
Но сук отрублен, и чем дальше в лес,
тем больше кровь кипит у фифы-Фавна.

* * *

Мне нужна пизда под боком,
чтоб задумчиво писать,
ходит каждая под Богом,
но не все они подстать

той мечте моей бессмертной,
о которой я скулю.
Я манкирую беседой,
и надежды не сулю,

бабе, падкой на словечки
или денежки, увы.
Пусть сочатся, словно свечки
от огня моей любви.

* * *

Звоню одной, которой не звонил
дней эдак шестьдесят.
С ней некто, кто ебёт. И я, Зоил,
эссе, как квинтэссенцию досад,

строчу. Потом звоню другой пизде
— заполнена килой.
И я кропаю стих о пустоте,
верней, о полой щели половой.

Где вы, желанные, влажнещие вмиг?
Всю прячетесь меж ног?
Не любите, что я к вам напрямик,
что стыд и остальное превозмог,

Ну, что же, с вами мне не по пути,
раз не приводит в Рим,
где похоть — это тот же аппетит,
что мы не хлебом — зрелищем творим.

* * *

Пока не обесчещёны,
не требуют почету.
Сопротивлялись женщины,
не поддаваясь счету.