Соитие

Она меня в те дни не захотела вдруг,
и я не докучал с тех пор ей больше,
но долю львиную писательских потуг
я посвящал лишь ей. И похоть облапошил,

в текст спроецировав. Роскошная пизда
её уже моей мечты не занимала.
А ведь была сия задача не проста,
достичь сего в любви — совсем не мало.

* * *

Она сидела напротив,
будучи женой другого.
Я не растворялся в народе,
счастливом от вина дармового.

Она сидела, раздвинув ноги,
между которыми были брюки.
Я утешал себя, что в итоге,
я доберусь до её подруги,

у которой были дырявые джинсы,
а из дырки сияла ляжка.
Нет опьяненья сильнее в жизни,
когда от женщины мне поблажка.

* * *

Я тебя держу за пизду рукой,
и влагой пропитаны губы, как губка,
я в печи её шевелю кочергой
а угли очей прикрывает юбка,

задранная. Вот она, зарубка.
Здесь меж стволами, бесценный клад,
подрагоценней медали, кубка,
с ним не в тягость любая кладь
долга, ответственности, поступка.

Я тебя за пизду держу — без неё
я тебя прогнал бы иль уничтожил.
У неё мы добро и зло познаем,
жизни множим и жизнь итожим.

* * *

Делов-то — ноги развести,
ты на таблетках, я — здоровый,
ан нет — препоны возвести
не преминула — взор суровый.

Ведь самый страшный твой ущерб,
который понести не хочешь,
что возбудишься ты вотще,
что в первый раз со мной не кончишь.

Но ведь последует второй,
потом без промедлений третий,
а уж тогда оргазм горой
взойдет и вознесет над твердью.

Но ты хватаешься за ложь,
она суть в трусики оденет.
Ты потому мне не даюшь,
что жаждешь времени иль денег.

Делов-то — ноги развести,
но нет — на хуй заводят дело,
коль смог он выгодно расти,
пускают в дело, то есть, в тело.

Залог раскрытых ног не страсть,
а вычисления рассудка.
И греет тело у костра
в холодном Риме проститутка.

* * *

Вот тебе и конец любви,
адреналин так упал в крови,
что отослал тебя с глаз долой,
чтобы не спать с твоей мордой злой.

Ты ослепила меня пиздой,
но пред глазами твой взгляд пустой,
не закричу я тебе постой,
был я простак, а теперь простой

не для меня слова «навсегда»
и «никогда» — на меня наседал
общий обычай восторженной лжи.
Ты мне теперь вот тут полижи.

* * *

На каблуках, как на ходулях,
и в тесном лифчике, как в сбруе,
девицы шествуют к добру ли,
ко злу — но речи нет о дулях,

показываемых в карманах
раздутых тел грудо-ногастых.
В Евангелиях и в Коранах,
и в разноцветных расах, в кастах

везде, всегда, во всём ночное
людское месиво, дневные
гримасы массы, заливные
луга телес — для всех ручное

блаженство рядом, под рукою
торжествовало над мечтою,
гипертрофированной страстью.
Я жил на даче, за рекою,
и я спускался в сад с террасы
и розы поливал мочою.

* * *