Собственно говоря, она не имела ничего против этой старой, но еще деятельной женщины, безусловно отзывчивой и расторопной, обслуживавшей, несмотря на свои годы, большую семью. Ее домашние по утрам расходились на работы и в школы, чтобы к вечеру вновь собраться в убранной квартире за накрытым бабушкою столом. Ради этого соседка весь день хлопотала. Отец в свое время отдавал ей должное, считая "порядочным человеком" (главный его критерий оценки людей), к тому же трудолюбивой и энергичной. Всё так - но зачем, скажите, лезть в чужие дела, тем более настолько личные, открывающие самую глубокую человеческую уязвимость?
- Устали, Сашенька? - спросила соседка, с неподдельным участием глядя в её осунувшееся лицо. - Что-то вы бледная сегодня. Убиваетесь всё а это не дело...
И разговор вошёл в привычное русло: свечка, поминанье, "не думайте, Сашенька, что с земной жизнью всё кончается". Она думала именно так и уже собиралась с духом ответить - не резко, но окончательно, чтобы поставить на всём этом точку. Но как раз духа у нее не было - наоборот, вышло так, что уверенная в своей правоте соседка безотчётно подчинила её измученную волю. Знакомая с детских лет, она показалась вдруг такой домашней и милой, что пришло желанье расплакаться в её синий кухонный фартук, пахнущий стряпней. Если бы у Саши была бабушка, от нее бы, наверное, тоже исходили эти слабые запахи лука, картофельной кожуры, жарящихся котлет - а вместе с ними ощущенье налаженности жизни, родственного участия, которое не даст в обиду никакой напасти.
На прощанье соседка сказала: "Не думайте об отце, как будто его не существует. Думайте как о живом - у Бога все живы".
И после её ухода Саша решилась попробовать. Конечно, она не могла верить в то, что отец как личность продолжает существовать - разве что на один процент из ста, да и это, пожалуй, много... на какую-то долю процента. И всё-таки, малейший шанс оставался. Надо было вникнуть в него, настроиться на соответствующую волну - но Саша чувствовала, что это нельзя сделать просто так. Они с отцом всегда любили прямоту и старались действовать честно - теперь от нее требовалось совершить некое волевое усилие, чтобы честно перед самой собой постучаться в двери вышеозначенного шанса. Она не могла сказать, что верит – но могла определить себя сторонницей того, чтобы именно этот малейший шанс воплотился. Здесь и было то самое волевое усилие, которое от нее требовалось.
За спиной слегка шевелились занавески, слышалось негромкое постукиванье часов - привычные, уже никак не воспринимаемые звуки. Но в наступившей, вернее, только что замеченной Сашей тишине (до этого она слишком напряженно думала) этот домашний шумок обернулся какими-то дальними отголосками, приглушенными вздохами и чуть различимым шелестом шагов. Должно быть, ветер шуршал бумагами на столе. Саша обернулась запереть форточку, и ей навстречу пахнуло что-то живо напоминающее об отце - вроде бы свежесть его одеколона вперемежку со сладковатым дымком любимых им папирос... Но запахи были полыми, не затрагивающими обонянья - запахи без запаха, одна оболочка. Ими только обозначалось нечто присущее отцу. А через минуту у неё перехватило дыханье от ощущения его близкого присутствия - настолько близкого, что она завертела головой, готовая обернуться в ту сторону, где оно было сконцентрировано. У лица развеялось что-то изначально знакомое, что могло быть присуще только ее отцу. И в следующее мгновенье ничего уже не осталось.
Она разрыдалась, чувствуя потребность излить в слезах вое напряженье последних дней и месяцев. Ее трясло как в ознобе - судорожные плач, казалось, выворачивал наизнанку, но перехлестывающая через край горечь при этом уходила из души. После долгих слез пришло бессилье и облегчение.
Столбик пепла упал на юбку, спохватившаяся Александра принялась торопливо стряхивать его в ладонь. Вспоминая вчерашний вечер, она отключилась. Между
тем ей теперь предстоит быть особо собранной и внимательной чтобы доискаться до сути произошедшего. Нет сомнений, что она ощутила присутствие отца; и даже, кажется, это чувство не было исключительно субъективным... Ведь людям
ее плана не кажется что-либо ни с того ни с сего. Однако если предположить, что отец действительно приходил к ней - или она к нему, если учесть ее сознательное стремленье поверить в малейший шанс - получается, что он... что загробная жизнь в самом деле существует.
Признать это за факт Александра все-таки не могла, а как объяснить вчерашнее, не знала. Но она пойдет до конца - обратится, если потребуется, к экстрасенсам, прежде всего к тем, которые работают на научной основе. Впрочем все они так или иначе подвизаются в области парапсихологии и эниологии. Что же касается соседки, той самой соседки, доброй, но примитивной с ее свечками-поминаньями, то тут лучше, пожалуй, промолчать - не то еще сама в эти свечки поверишь. А верить надо в науку.