Союз освобождения. Либеральная оппозиция в России начала ХХ века

И наконец, вечером 17 октября стало известно о Манифесте об усовершенствовании государственного порядка.

Как раз в этот день Нине Струве пришло время родить. Это был ее пятый ребенок. Нина не легла в больницу, а проделала привычную работу у себя дома. Как и подобало жене редактора конституционного журнала, она выбрала для родов знаменательный день 17 октября, когда была дана конституция… Взлохмаченный Струве, потрясая пачкой газет, расталкивая всех, ворвался в спальню, где его жена напрягалась в последних родовых муках: «Нина! Конституция!» Акушерка взяла его за плечи и вытолкнула из спальни. Через полчаса родился пятый струвененок.

Друзья впоследствии шутили, что даты рождения детей Струве в каком-то смысле иллюстрировали эволюцию его взглядов. Первый сын родился 1 мая, последний — 17 октября.

«Беседа»

1899 год был годом перелома. До Манифеста 17 октября было еще далеко, и ничто его не предвещало. Однако тогда, в 1899-м, была составлена «антиземская» записка С. Ю. Витте, закрыто Московское юридическое общество, был уволен как будто сочувствовавший земству министр внутренних дел И. Л. Горемыкин. «Итог пятилетнего царствования все больший и больший раскол между правительством и народом, между Петербургом и Россией. Какое-то особенное преобладание двора, придворной сферы в правительственной деятельности и в общем строе дела», — так 22 ноября 1899 года записал в дневнике московский голова князь В. М. Голицын о назначении министром внутренних дел Д. С. Сипягина. Попутно он жалел «доброго» Горемыкина, сетовал на всесилие петербургских кружков и указывал на растерянность общества, готового сравнивать нового министра с одиозной фигурой графа Д. А. Толстого, ближайшего сотрудника Александра III. Но более всего общественность была взбудоражена студенческим движением и правительственной реакцией на него. 29 июня 1899 года были изданы Временные правила, предполагавшие «отбывание воинской повинности воспитанниками высших учебных заведений, удаляемых из сих заведений за учинение скопом беспорядков».

«Преобразованная русская армия снова превращается в арестантские роты. Мы возвращаемся к худшим преданиям дореформенного времени, — отметил Б. Н. Чичерин в письме к бывшему военному министру графу Д. А. Милютину. — И в то время это делалось в исключительных случаях, всякий раз по особому Высочайшему повелению. Теперь же это возводится в правило…» Позднее, в историографии, некоторые авторы небезосновательно полагали, что революция в России началась уже в 1899 году. Что-то подобное чувствовали и современники тех событий. «Может быть, вообще мы присутствуем при окончательной гибели университетов в России, и они заменятся… политехникумами, как больше подходящими к грубой и некультурной форме русского государства», — писал жене В. И. Вернадский 27 августа 1899 года. Согласно воспоминаниям общественного деятеля И. П. Белоконского, 1899 год во многом напоминал 1889 год, когда все ожидали, что земство вот-вот прекратит свое существование. Ни в 1889-м, ни в 1899-м этого не случилось. Однако предчувствие событий отнюдь не менее значимо, чем сами события.

Приблизительно тогда в Москве, в Малом Знаменском переулке, в усадьбе князей Долгоруковых, собрались хорошо знавшие друг друга земцы. Кто стоял у истоков кружка, сказать трудно. Согласно выпискам князя Д. И. Шаховского из протоколов первого заседания, инициатива принадлежала князю Павлу Долгорукову. С этим не соглашался граф П. С. Шереметев, правда, он не уточнял, кто именно был зачинщиком собрания. Граф В. А. Бобринский упрекал Шереметева за излишнюю скромность. По его сведениям, идея организации кружка принадлежала как раз самому Шереметеву. (Кстати, время от времени заседания «Беседы» проходили в доме Шереметевых на Воздвиженке или в их Фонтанном доме в Петербурге.)